Цезарь

Тогда он остановился, его одолевали сомнения. Долго стоял он здесь, на берегу Рубикона, и анализировал разные варианты решения, сравнивал и взвешивал все доводы, опираясь на собственный опыт и мудрость, а также возможные доводы и намерения противной стороны, затем подозвал своих друзей, среди которых был и Азиний Поллион[331]. Рассказал им обо всех трудностях и проблемах, которые могут возникнуть в связи с переходом этой речушки, и громким голосом, как человек, имеющий право спросить у будущего поколения, а также у самой истории, спросил, что они думают по этому поводу.

Возможно, Цезарь разыграл перед ними целый спектакль, как настоящий актер, а может быть, действовал вполне искренне, кто знает…

Но тут некое чудо, явление, возможно, даже им самим подготовленное, положило конец всем колебаниям.

В тот момент, когда он обратился с этим вопросом к своим друзьям и солдатам, говоря им:

— Друзья, еще не поздно вернуться, но стоит перейти эту речку — и все будет решать оружие!

Так вот, в этот самый момент на берегу реки появился мужчина невероятно высокого роста, играющий на флейте. Удивленные солдаты приблизились к великану. Среди солдат был и горнист. Таинственный человек бросил флейту, выхватил у солдата горн и поднес к губам. Затем кинулся в реку, трубя из всех сил, и перешел на другую сторону.

— Вперед! — скомандовал Цезарь. — Нас зовет голос богов и людская несправедливость! Alea jasta est! — «Жребий брошен!»

Плутарх, впрочем, утверждает, что эту фразу он произнес по-гречески: «Пусть будет брошен жребий!» А по Аппиану, он якобы сказал следующее: «Если я воздержусь от перехода, друзья мои, это будет началом бедствий для меня, если перейду — бедствий для всех людей».

Сам же Цезарь впоследствии ничего не говорил об этом, он даже не упоминал о Рубиконе.

Как бы там ни было, какие бы слова ни произносились, слова, уже ставшие поговоркой, пусть даже их не произносили вовсе, ясно было одно, и лучше всех сказал об этом Тит Ливии: «Цезарь пошел против всей вселенной с тремя тысячами человек и тремястами лошадьми».

LIII

На другой день, еще до зари, Цезарь стал хозяином Аримина.

Эта новость разлетелась, словно на крыльях орла, и донеслась с берегов Рубикона не только до Рима, но и до самых дальних уголков Италии. Цезарь перешел Рубикон и направился в сторону Рима — это означало гражданскую войну.

Ну а что несла римлянам гражданская война?

Трагедию в каждой семье, смерть в каждом доме, кровь, текущую по улицам, — снова Марий, снова Сулла.

Разве можно разгадать нераскрытую тайну? Кто мог знать, что победитель будет милосерден? Такое трудно даже представить, такого не было никогда. Все предыдущие войны приносили кровавую славу победителям.

Но на сей раз все было иначе, чем в предшествовавших войнах, когда страх заставлял людей запираться в собственных домах. Нет, напротив, теперь страх гнал их из домов по всей Италии, повсюду можно было видеть обезумевших людей. Города словно вымерли, казалось, все ударились в бегство. И все направлялись в Рим; Рим был наводнен людьми со всех концов Италии, они искали там спасения, ими владели паника и отчаяние. Море людей, кричавших на улицах и площадях, постоянно увеличивалось, становилось все более бурным, ибо в людях этих более не осталось рассудка и не существовало, похоже, никакой силы, могущей их успокоить.

И каждый мужчина, каждая женщина, бежали и кричали:

— Идет Цезарь!

И каждый вторил им:

— Цезарь! Цезарь!

Чего же искали в Риме все эти люди?

Они надеялись на Помпея.

Помпей был единственным человеком, способным противостоять Цезарю.

Что помнили люди о самом Цезаре?

Что он восставший трибун и большой транжира, выдвинувший и заставивший действовать аграрные законы.

Кем был в глазах народа Помпей?

Представителем закона и порядка, защитником частной собственности и нравственности. Но Помпей потерял голову. Необходимо было как-то оправдать ошибку и найти виновного. Нашли Помпея.

— Это он виноват в славе Цезаря, он способствовал ему во всем, действуя тем самым против Республики, — говорил Катон.

— Почему Помпей отказывался от самых взвешенных предложений Цезаря? — спрашивал Цицерон.

Как-то Фаворий остановил проконсула на Форуме и спросил его:

— Где же твои солдаты, Помпей?

— Их нет, — ответил тот с безнадежным видом.

— Тогда топни ногой, ведь от каждого удара выйдут из-под земли обещанные тобой легионы.

Впрочем, невзирая на это, солдат у Помпея было в четыре раза больше, чем у Цезаря.

Но кто знал, что у Цезаря всего около четырех тысяч человек? По Риму распространялись самые пугающие слухи о невероятной мощи армии Цезаря, о скорости, с которой он передвигается. К тому же Помпей чувствовал, что народ тянется к Цезарю. Земля уходила у него из-под ног.

Народ — это почва, на которой произрастает любая власть, а революция — всегда сотрясение этой почвы.

Видя, что Помпей потерял голову, Сенат запаниковал. И издал закон, согласно которому тот, кто не бежит вместе с ним, объявляется предателем.