Цезарь

Не говорю даже об эдиктах Бибула, в которых он обзывает своего коллегу вифинской царицей и заявляет, что раньше он хотел царя, а теперь царства; в то же время, по словам Марка Брута, и некий Октавий, человек слабоумный и потому невоздержанный на язык, при всем народе именовал Помпея царем, а Цезаря величал царицей. Но Гай Меммий прямо попрекает его тем, что он стоял при Никомеде виночерпием среди других любимчиков на многолюдном пиршестве, где присутствовали и некоторые римские торговые гости, которых он называет по именам.

А Цицерон описывал в некоторых своих письмах, как царские служители отвели Цезаря в опочивальню, как он в пурпурном одеянии возлег на золотом ложе и как растлен был в Вифинии цвет юности этого потомка Венеры; мало того, когда однажды Цезарь говорил перед сенатом в защиту Нисы, дочери Никомеда, и перечислял все услуги, оказанные ему царем, Цицерон его перебил: «Оставим это, прошу тебя: всем отлично известно, что дал тебе он и что дал ему ты!»

Наконец, во время галльского триумфа его воины, шагая за колесницей, среди других насмешливых песен распевали и такую, получившую широкую известность:

Галлов Цезарь покоряет, Никомед же Цезаря:
Нынче Цезарь торжествует, покоривший Галлию, —
Никомед не торжествует, покоривший Цезаря.[37]

Еще раз напомним, что римляне, при всем их уважении к греческой культуре, весьма негативно относились к гомосексуальным связям, практикуемым в греческих городах. Хотя пресыщенная римская знать частенько предавалась такому пороку, все делалось скрытно, в глубокой тайне. Весьма поучителен эпизод, рассказанный Плутархом:

«Под началом Мария служил военным трибуном его племянник Гай Лузий, человек вообще не плохой, но одержимый страстью к красивым мальчикам. Влюбившись в одного из своих молодых солдат, Требония, он часто пытался совратить его, но ничего не достиг. Наконец, однажды ночью, отослав слугу, он велел позвать Требония. Юноша явился, так как не мог ослушаться приказа начальника, но когда его ввели в палатку и Лузий попытался овладеть им насильно, Требоний выхватил меч и заколол Лузия. Все это произошло в отсутствие Мария, который, возвратившись, велел предать Требония суду. Многие поддерживали обвинение, никто не сказал ни слова в защиту юноши, и тогда он сам встал, смело рассказал, как было дело, и представил свидетелей, подтвердивших, что он неоднократно отказывал соблазнявшему его Лузию и не отдался ему, даже когда тот предлагал большие деньги. Удивленный и восхищенный, Марий приказал подать венок, которым, по обычаю предков, награждают за подвиги, и, взяв его, сам увенчал Требония за прекрасный поступок, совершенный в то время, когда особенно нужны благие примеры. Этот случай стал известен в Риме, что немало способствовало третьему избранию Мария в консулы».[38]

Кстати, увенчал Марий морально устойчивого солдата именно венком из дубовых листьев. Какой-то потаенный сарказм проглядывается в недоброжелателе, придумавшем историю о совращении Цезаря. Именно эта деталь — гражданская корона — и заставляет полагать, что ничего подобного на самом деле не было. Слишком складно получается: Марий награждает венком убийцу своего порочного племянника, а другой порочный племянник награждается таким же венком.

Впрочем, оставим этот сюжет для любителей исторических детективов. Сам Цезарь всегда отрицал какую-либо порочащую его связь с Никомедом и даже готов был публично поклясться в этом. Но его нервная реакция, как и следовало ожидать, лишь распаляла врагов на новые насмешки.

Между тем в 80 году до P. X. до провинции доходит весть о том, что Сулла добровольно отказался от диктаторских полномочий. Казалось бы, самое время вернуться в Рим и воспользоваться наградой за доблесть для карьеры. Но к этому времени Цезарь научился считать на несколько шагов вперед. Несмотря на то что впоследствии как-то обронит, что «Сулла не знал и азов, если отказался от диктаторской власти», он понимает, что хоть и бывший, но еще живой диктатор может изрядно попортить ему кровь.

И поэтому он пока остается в армии. После взятие Митилены его направляют для продолжения службы к наместнику Киликии. У Публия Сервилия Исаврика он прослужит два года.

Только после этого вернется в Рим.

В Рим без Суллы.

Дела судейские

После реформ, когда многие важные посты занимали его сторонники, а Сенат, в который он ввел дополнительно триста человек из сословия всадников, был ему подконтролен, Сулла объявил, что отказывается от диктаторских полномочий. Он был уверен, что ему ничто не угрожает, и не только потому, что в Рим был нашпигован его приверженцами. Сулла полагался на свое счастье.