Цезарь

Только из-за того, что в Республике впереди него было два человека, Помпей и Цезарь, ему казалось, что он ничего не добился в жизни! И теперь из-за своего неудовлетворенного честолюбия он только что погубил тысячи людей; эта война, вместо того, чтобы сделать его первым среди сограждан по славе, сделала его первым по несчастью.

Два его легата, Октавий и Кассий, сделали все, что могли, чтобы вернуть Крассу присутствие духа; но, видя, что это напрасный труд, они решили действовать без него.

Они собрали центурионов и командиров отрядов; они спросили мнение каждого, и большинство из них высказалось за то, чтобы немедленно и без шума снять лагерь и отступить.

Если верно сориентироваться, отсюда было не более пяти часов ходу до Карр.

Одному из командиров конницы, по имени Игнатий, было поручено разведать местность с тремя сотнями всадников; он знал дорогу и отвечал за то, чтобы армия, если она последует за ним, не сбилась с верного пути. Он и его люди вскочили на лошадей и покинули лагерь.

Но случилось то, что и предвидели: раненые обнаружили, что их оставляют на произвол судьбы; они закричали, и их вопли тут же внесли сумятицу в ряды тех, кто был цел и невредим.

Ехавшие впереди, заслышав эти крики, вообразили, что парфяне вторглись в лагерь римлян и теперь преследуют их. Игнатий и три сотни его людей пустили лошадей в галоп.

К полуночи они прибыли к Каррам.

Но их страх был так велик, что даже городские стены не показались им достаточно надежным укрытием. Они лишь проскакали вдоль городской стены, крича часовым:

– Скажите Копонию, вашему командиру, что между Крассом и парфянами идет большое сражение.

И не сказав больше ни слова, они продолжили свой путь, достигли моста, и оставили реку между собой и неприятелем.

Копонию доложили о том, что случилось, и передали ему слова, которые бросили, казалось, не люди, а пролетавшие мимо духи ночи. Тогда он понял, что сообщение оставили те, кто спасался бегством.

После этого он приказал своему войску взять в руки оружие, велел открыть ворота и выступил из города на расстояние примерно в один лье в ту сторону, откуда, по его предположениям, должны будут возвращаться остатки армии Красса в случае поражения.

Глава 43

Парфяне заметили отступление римлян; и, однако же, они не стали их преследовать. Варварам вообще свойственно это уважение к ночи, или, быть может, страх перед потемками. Казаки долгое время не осмеливались препятствовать нашим ночным переходам во время отступления из России; лишь утром они находили наши следы на снегу и пускались по ним в погоню. Так же было и с Крассом.

Едва рассвело, парфяне вошли в лагерь и перебили около четырех тысяч раненых, которых римляне не смогли унести с собой.

Кроме того, конница захватила в плен большое число бежавших, которые заблудились в темноте и разрозненно бродили по равнине.

Легат Варгонтей потерялся так вместе с четырьмя когортами.

С наступлением дня, увидев поблизости от себя неприятеля, маленькое войско отступило к небольшому холмику и собралось на нем.

И здесь, не имея возможности сделать ни шагу, ни вперед, ни назад, ни для нападения, ни для бегства, все эти четыре когорты были перебиты.

Только двадцать человек сумели объединиться и, в приступе отчаяния, ринулись с обнаженными мечами на варваров. Те, то ли от удивления, то ли из восхищения их отвагой, пропустили их. Эти двадцать человек, не ускоряя шага и не рассеиваясь, продолжили свой путь в сторону Карр, и прибыли в город, не встретив больше никакой опасности.

Красс и остальная армия пошли по следам Игнатия, и к четырем часам утра повстречались с войском, которое Копоний вывел навстречу римлянам. Копоний приютил в городе и генерала, и остаток его солдат.

Сурена не знал, по какой дороге пошел Красс; он ошибочно предположил, что только несколько беглецов укрылись в городе, а Красс с основной армией ушел из его рук. Должен ли он оставить в покое Карры и тех, кто спрятался за стенами города, и пуститься в погоню за Крассом, или должен поступить иначе?

Прежде чем принимать решение, следовало убедиться, что Красса в городе нет; тогда он отправил к Каррам своего парламентера, говорящего на двух языках, парфянском и латыни. Этот человек подъехал под стены города. Он должен был позвать Красса или, если Красса в городе нет, Кассия. На кто идет часовых он ответил, что он посланник сурены, и что он должен от его имени переговорить с римским генералом. Красса известили об этом.

Его уговаривали не встречаться с этим человеком; его убеждали, что следует остерегаться хитрости парфян, самых коварных из всех варваров; но Красс не желал ничего слушать. Не зная, что ему делать, он увидел в этом предложении шанс на спасение своей армии.

Несмотря на все предупреждения, Красс показался на городской стене. Кассий последовал за ним. Посланец сурены сказал им, что его повелитель хочет лично встретиться с Крассом.