Цезарь и Клеопатра

лодка не выдержит такой тяжести. Лодочник (в бешенстве вскакивает на ступени). О ты, злоязычный носильщик!

Ты, противный естеству сын верблюдихи! (Аполлодору.) Моя лодка,

господин, возила не раз по пять человек. Неужели она не свезет вашу

милость да сверток с голубиными яйцами? (Носильщику.) Ты, облезлый

дромадер! Пусть боги покарают тебя за твою злобу и зависть! Первый носильщик (флегматично). Я не могу бросить тюк, чтобы отдуть тебя. Но

уж когда-нибудь я тебя подстерегу! Аполлодор (примирительно). Замолчите! Если бы эта лодка была всего-навсего

щепкой, я бы все равно поплыл на ней к Цезарю. Фтататита (в тревоге). Заклинаю тебя богами, Аполлодор, не поступай

неосмотрительно с этим тюком. Аполлодор. Не бойся ты, о почтеннейшая из химер. Я понимаю, что ему нет

цены. (Носильщику.) Клади, говорю я, да поосторожней, или ты десять

дней не будешь есть ничего, кроме палки.

Лодочник спускается вниз, за ним носильщики с тюком.

Фтататита и Аполлодор наблюдают с берега.

Тише, сыновья мои! Тише, дети мои! (С внезапным испугом.) Да тише вы,

собаки! Клади поровней на корму. Так! Хорошо! Фтататита (вопит одному из носильщиков). Не наступи на него. Не наступи! О

ты, грубая скотина! Первый носильщик (поднимаясь по ступеням). Не волнуйся, госпожа. Все цело. Фтататита (задыхаясь). Все цело. Как только сердце мое не разорвалось!

(Хватается за грудь.)

Все четверо носильщиков поднялись и стоят на верхней

ступени, дожидаясь платы.

Аполлодор. Вот вам, голяки! (Дает деньги первому носильщику, который

подбрасывает их на руке, чтобы показать остальным.)

Они жадно толпятся вокруг и заглядывают, сколько он

получил, уже приготовившись, по восточному обычаю,

взывать к богам, проклиная жадность нанимателя. Но его

щедрость ошеломляет их.

Первый носильщик. О щедрый государь! Второй носильщик. О повелитель базара! Третий носильщик. О любимец богов! Четвертый носильщик. О отец всех носильщиков рынка! Часовой (с завистью, злобно замахиваясь на них пилумом). Пошли вон, собаки!

Убирайтесь.

Они убегают по набережной в северном направлении.

Аполлодор. Прощай, Фтататита! Я буду на маяке раньше египтян. (Спускается

вниз.) Фтататита. Пусть боги даруют тебе скорый путь и защитят мое сокровище! Часовой возвращается после погони за носильщиками, чтобы не дать Фтататите

бежать. Аполлодор (снизу, в то время как лодка отчаливает). Прощай, доблестный

метатель пилума! Часовой. Прощай, лавочник! Аполлодор. Ха-ха! Налегай на весла, бравый лодочник. Хо-хо-хо! (Он начинает

петь на мотив баркаролы, в такт веслам.)

Сердце мое, крылами взмахни,

Бремя любви, сердце, стряхни.

Дай-ка мне весла, о сын черепахи! Часовой (угрожающе, Фтататите). Ну, красавица, иди-ка в свой курятник. Марш отсюда! Фтататита (падая на колени и протягивая руки к морю). Боги морей, вынесите

ее невредимую на берег! Часовой. Вынесите кого невредимой? Что это ты плетешь? Фтататита (глядя на него зловеще). Боги Египта и боги Возмездия, сотворите

так, чтобы этот римский болван был избит хуже всякой собаки начальником

своим за то, что он недосмотрел и пустил ее в море. Часовой. Проклятая! Так, значит, это она в лодке? (Кричит в море.) Хо-хо!

Лодочник! Хо-хо! Аполлодор (поет вдалеке).

Будь свободным, счастливым будь,

Злую неволю, сердце, забудь.

Тем временем Руфий, после утренней битвы, сидит на

связке хвороста перед дверью маяка и жует финики;

гигантская вышка маяка поднимается слева от него, уходя

в небо. Между колен у Руфия зажат его шлем, полный

фиников; рядом кожаная фляга с вином. Позади него

громадный каменный пьедестал маяка, закрытый с моря

низким каменным парапетом, с двумя ступенями

посредине. Массивная цепь с крюком от маячного

подъемного крана висит прямо над головой Руфия. Такие же

вязанки хвороста, как и та, на которой он сидит, лежат

рядом, приготовленные для маячного костра. Цезарь стоит

на ступенях парапета и тревожно смотрит вдаль,

по-видимому, в довольно мрачном настроении. Из дверцы

маяка выходит Британ.

Руфий. Ну как, островитянин-бритт? Поднимался ты на самый верх? Британ. Да. Думаю, высота - около двухсот футов. Руфий. Есть там кто-нибудь? Британ. Старый сириец, который работает краном, и его сын, благонравный

юноша лет четырнадцати. Руфий (смотрит на цепь). Ну-ну! Старик и мальчишка поднимают вот эту штуку?

Да их там человек двадцать, наверно. Британ. Только двое, уверяю. У них там противовесы и какая-то машина с

кипящей водой - не знаю, в чем там дело; это не британское изобретение.

Они поднимают бочонки с маслом и хворост для костра на вышке. Руфий. А как же... Британ. Прости, я спустился, потому что к нам по молу идут гонцы с острова.

Нужно узнать, что им надо. (Торопливо проходит мимо маяка.) Цезарь (отходит от парапета, посмеиваясь, явно не в духе). Руфий, это была

безумная затея. Нас расколотят. Хотел бы я знать, как там идет дело с

баррикадой на большой дамбе? Руфий (огрызается). Уж не прикажешь ли мне оставить еду и на голодное брюхо

бежать туда, чтобы доложить тебе? Цезарь (нервничая, но стараясь успокоить его). Нет, Руфий, нет. Ешь, сын

мой, ешь. (Снова выходит на парапет.)

Руфий продолжает поглощать финики.