Цезарь, или По воле судьбы

«Они не хотят позволить мне стать тем, кем я должен стать. Кем мне предназначено быть. Но их устраивает такой псевдоримлянин, как Помпей. Они кланяются Помпею, пресмыкаются перед ним, ежечасно, ежеминутно его прославляют, внушая этому олуху мысль о его значимости и в то же время посмеиваясь над ним. Что ж, это его удел. Однажды он узнает, что думают о нем в действительности. Придет время, и маски спадут. Помпей лопнет, как мыльный пузырь. А сейчас он полон спеси. Как Цицерон, ополчившийся на Катилину. C ним, с презренным арпинским мужланом, boni тогда заключили союз, чтобы избавиться от подлинного аристократа. А теперь они заключили союз с Помпеем, чтобы избавиться от меня. Но я этого не допущу. Я им не Катилина! Они хотят снять с меня шкуру лишь потому, что мое превосходство подчеркивает степень их собственной несостоятельности. Они думают, что могут заставить меня пересечь померий, чтобы зарегистрировать свою кандидатуру и, сделав это, лишиться империя, который защищает меня от судебных преследований. Они все будут там, в помещении для голосования, готовые наброситься с дюжиной сфабрикованных обвинений за измену, за вымогательство, за подкуп, за казнокрадство и даже за убийство, если они найдут кого-нибудь, кто поклянется, что видел, как я пробрался в Лаутумию и задушил Веттия. Мне уготована участь Габиния и Милона. Обвиненный в таком множестве преступлений и не имеющий возможности оправдаться, я вынужден буду бежать, чтобы никогда более не показываться в Италии. Меня лишат гражданства, описания моих деяний изымут из исторических книг, а люди вроде Агенобарба и Метелла Сципиона ринутся в мои провинции пожинать лавры, подобно Помпею, присвоившему то, что сделал Лукулл.

Этому не бывать. Я этого не допущу, чего бы мне это ни стоило. И буду делать все, чтобы мне разрешили зарегистрироваться in absentia. Я сохраню свой теперешний империй, пока не получу консульских полномочий. Я не хочу, чтобы меня считали человеком, попирающим закон. Никогда в жизни я не поступал незаконно. Все делалось в соответствии с тем, что предписывают mos maiorum. Мое самое большое желание – получить второе консульство, не преступая закона. Став консулом, я смогу отмести все облыжные обвинения, опираясь на тот же закон. Они знают это, и это их страшит. Проигрыш для них подобен смерти, ибо тогда им придется признать, что я превосхожу их не только в знатности, но и в умственном отношении. Ибо я – один, а их много. Если они проиграют мне на законном основании, им ничего не останется, кроме как броситься с ближайшей скалы.

Однако надо предвидеть и самые плохие варианты. И подготовиться к действиям, обеспечивающим успех любой ценой, вне рамок закона. Глупцы! Они всегда недооценивали меня.

О Юпитер Всеблагой Всесильный, если ты желаешь, чтобы к тебе обращались, называя тебя этим именем, если же нет – я буду славить тебя под любым другим именем, какое ты хочешь услышать. Ты – любого пола, который ты предпочитаешь, ты сила всех римских богов! О Юпитер Всеблагой Всесильный, заключи со мной союз, помоги мне добиться победы! Если ты сделаешь это, клянусь, что почту тебя величайшими и наилучшими жертвами…»

Поход против битуригов занял сорок дней. Как только Цезарь вернулся в расположение своих войск под Бибрактой, он построил тринадцатый и пятнадцатый легионы и каждому солдату подарил по пленной женщине из этого племени. Затем преподнес каждому рядовому по двести сестерциев, а каждому центуриону по две тысячи. Из своего кошелька.

– Это моя благодарность за вашу поддержку, – объявил он. – То, что Рим вам платит, – это одно, но сейчас я, Гай Юлий Цезарь, премирую вас лично. В этом походе трофеев у нас было немного, как, собственно, и сражений, но я оторвал вас от зимнего отдыха и заставил делать по пятьдесят миль каждые сутки. И все это – после ужасной зимы и напряженной войны с Верцингеторигом. Но ворчали ли вы, когда я послал вас на марш! Жаловались ли вы, когда я велел вам свершить то, что под силу лишь Геркулесу? Нет! Сбивались ли с шага, роптали ли из-за еды, позволили ли мне хотя бы на миг в вас усомниться? Нет! Нет, нет и нет! Ибо вы – люди Цезаря, и Рим никогда не видел ничего похожего! Вы – мои парни! Пока я жив, вы – мои любимцы!

Они приветствовали его во всю силу своих легких. И за то, что назвал их своими парнями, и за деньги, и за рабынь, которые тоже были оплачены им, ибо выручка от продажи рабов принадлежала исключительно главнокомандующему.

– Я получил письмо от Куриона. Оно прибыло в том же пакете, что и письмо Цезарю от сената, – тихо сказал Децим Брут. – Они не позволят ему баллотироваться без личного присутствия. Сенат настроен лишить его полномочий, и как можно скорее. Они хотят предать его позору и навечно изгнать из Италии. Того же хочет и Магн.

Требоний презрительно фыркнул:

– Это меня не удивляет! Помпей не стоит гвоздя из его сапога.

– Да, как и все остальные.

– Разумеется.

Требоний повернулся и покинул плац. Децим шел рядом.

– Думаешь, он решится на это?

Децим Брут не стал вилять: