Цезарь Каскабель (иллюстр.)

Жан подошел к растерянной женщине, обагренной кровью из пробитой груди несчастного. Она судорожно пыталась вернуть его к жизни.

— Этот еще дышит! — сказал Жан.

— А другой? — поинтересовался господин Каскабель.

— Другой… Не знаю… — ответил Сандр.

Господин Каскабель приложил ухо к груди и руку к губам второго бедняги, но сердце не билось, а легкие уже покинул последний вздох.

— Он явно мертв!

Да, несчастный был сражен наповал пулей в висок.

Но кто же эта незнакомка, говорившая на индейском наречии? В темноте и под капюшоном, ниспадавшим на лоб, невозможно разглядеть, какого она возраста. Позднее они все узнают; она расскажет, как попала сюда, а также как произошло двойное убийство. А сейчас необходимо немедля отнести раненого на стоянку «Прекрасной Колесницы» и оказать возможную помощь. Что касается тела второго несчастного, то назавтра они вернутся и похоронят его.

Господин Каскабель и Жан взяли раненого под руки, а Сандр и Клу — под ноги.

— Идите за нами! — обернулись они к женщине.

Она без возражений пошла рядом, прикладывая какую-то тряпицу к кровоточившей груди раненого.

Пришлось двигаться медленно и осторожно. Бедняга весил немало, и следовало оберегать его от толчков. Господин Каскабель хотел принести раненого в свой лагерь живым, а не мертвым.

Наконец через двадцать минут все благополучно прибыли на место, никого больше не повстречав.

Корнелия и малышка Наполеона, беспокоясь, что тоже могут стать жертвами нападения, ожидали их в великом нетерпении.

— Быстрей, Корнелия, — крикнул господин Каскабель, — воду, чистое белье и все, что нужно, чтобы остановить кровотечение, не то этот бедолага отдаст концы!

— Хорошо, хорошо! — ответила Корнелия. — Ты же знаешь, я все сумею, Цезарь! Поменьше разговоров, я займусь больным!

В самом деле она кое-что смыслила в медицине, ибо выходила не одного раненого за годы странствий в стране ковбоев и индейцев.

Клу расстелил матрас для пострадавшего в первом отсеке, слегка приподнял голову подушкой. Теперь при свете лампы они разглядели лицо, побледневшее в предсмертной тоске, а также индианку, вставшую на колени у его изголовья.

Девушка оказалась совсем юной, на вид ей не больше пятнадцати — шестнадцати лет.

— Откуда ты, дитя? — спросила Корнелия.

— Это ее крики мы слышали, — пояснил Жан, — она находилась рядом с раненым.

Последний был человеком примерно сорока пяти лет, с поседевшей бородой и шевелюрой, крепко сложенный, роста выше среднего, с симпатичным лицом, волевой характер которого обнаруживался, несмотря на мертвенную бледность и прикрытые веками глаза. Время от времени с его уст срывался стон; но он не мог, конечно, произнести и слова, что позволило бы определить его национальность.

Когда незнакомца раздели до пояса, Корнелия увидела, что его грудь пробита ударом кинжала между третьим и четвертым ребрами. Смертельна ли такая рана? Это мог определить только врач. Но, без сомнений, положение очень серьезно.

Поскольку в данный момент консультации врача не предвиделось, приходилось надеяться на опыт Корнелии и на лекарства из походной аптечки.

Необходимо срочно остановить кровотечение, которое грозило повлечь скорую смерть. Время покажет, можно ли перевезти раненого в ближайшее селение. И на этот раз господину Каскабелю абсолютно безразлично, англосаксонским оно окажется или нет.

Тщательно промыв рану чистой водой, Корнелия приложила компресс, пропитанный арникой [94]. Она надеялась такой перевязкой остановить кровь, раненый и так слишком много ее потерял.

— Ну что, Корнелия, — спросил господин Каскабель, — чем еще ему помочь?

— Надо положить горемыку на нашу кровать, а я буду присматривать за ним и менять компрессы по мере надобности.

— Мы будем дежурить по очереди! — предложил Жан. — К тому же надо быть настороже! Разве можно спать спокойно, если где-то рядом бродят убийцы?

Господин Каскабель, Жан и Клу перенесли человека в последний отсек.

Корнелия осталась у изголовья, тщетно пытаясь уловить хоть слово, а господин Каскабель переводил с шинукского языка историю, рассказанную индианкой.

Она была коренной жительницей Аляски. В этой стране к северу и югу от великой реки Юкон, прорезающей Аляску с запада на восток, живет множество кочевых и оседлых племен: коюколи, основная и, наверное, самая дикая народность, затем ньюикаргуты, танана, каучадины, а также, ближе к устью реки, пастодики, хейваки, примски, меломуты и индгелеты [95].

К последнему народу и принадлежала юная индианка, которую звали Кайетта.

Кайетта лишилась отца, матери и вообще всех родственников. Индейские племена, к сожалению, часто вымирают не просто семьями, а практически целиком, так, что от них не остается и следа на земле Аляски.

Это произошло, например, и со срединным народом, обитавшим ранее к северу от Юкона.