Да, действительно, мы не сразу узнали Лору: уже начинало потихонечку темнеть, а не виделись мы с ней года три. И к тому же определение «сочная* больше не имело к Лоре никакого отношения, разве что прибавить к этому определению начальное «худо». Одета Лора была элегантно и дорого: брючки-стрейч, демисезонные ботинки на десятисантиметровой шпильке, тонкой кожи черный пиджак, распахнутый по случаю теплой погоды, а между расходящимися на легком ветру полами кокетливо показывается Лорин голый пупок; чуть блестящий серый топ на полпузика, крашенные уже не в пероксидно-белый, а в нежнопепельный цвет волосы распущены по хрупким плечам. А еще — бордовые накладные ногти и помада в тон, и четыре изящных золотых кольца без камней на длинных пальцах, и широкая цепочка на тоненькой шее, в общем, не женщина — картинка.
— Как дела? — тараторила Лора. — Гуляете? Не поженились еще?
— Нет, — буркнула я скорее от неожиданности, чем со зла, хотя еще по первому курсу знала, что чувство такта никогда не входило в список Лориных достоинств, — с чего бы?
— А, ну ладно. — Лора сразу перевела разговор на другую тему. — Как вы? Все там же?
— Да, — сказала я.
— Вот еще! — сказал Слава одновременно со мной, а потом начал: — Я теперь на телевидении работаю, на первом канале!
— Ух ты, вот уж не ожидала, — отозвалась Лора с некоторым сомнением, — и кем же, если не секрет?
— Ассистентом режиссера! — проговорил Слава с пафосом, а потом пошло-поехало: ах какая чудная, интересная работа, ах какие люди, ах каким важным делом все мы заняты! А зарплата? Ну, зарплата — это уже не «ах!», а «ого!». Да, любил Слава прихвастнуть, что с ним поделаешь. И чтобы прервать сию великолепную тираду, я спросила у Лоры:
— Да ладно, а ты-то как?
— А-а! — Лора безнадежно и даже с какой-то злостью махнула рукой в сторону. — Даже и не спрашивай, сил моих больше нет!
И тут же повела получасовой рассказ о своих семейных проблемах. Я уж и не рада была, что спросила. Из рассказа выходило, что она, Лора, выскочила замуж по расчету, трудно, мол, за городом да с нищими родителями в одной квартире, и на работу мотаться — два часа в один конец. Потом она три года прожила с мужем и свекровью в самом центре, на Краснопресненской, в отличных трех комнатах, муж прилично зарабатывал, только был он полный козел, постоянно оскорблял Лору, денег не давал, не ел, что готовила (о свекрови и говорить нечего, самая настоящая мегера), и вот она уже неделю как ушла из дому обратно к родителям, вернее, не к родителям, а просто получила однокомнатную в наследство от бабушки, вот и ушла, и теперь не знает, как жить дальше.
— Ой, ну ладно, не будем о грустном, — вздохнула наконец Лора, когда сказать ей уже стало окончательно нечего, — вы мне лучше вот что скажите: у вас там курсовых или контрольных за третий курс не осталось случайно? А то я из-за этого идиота целых два года пропустила, вам вот всего год доучиться, а я только второй курс заканчиваю.
— Ну, это не ко мне, это к ней. — Слава сделал выразительный кивок в мою сторону. — Я ж балбес, ты же знаешь!
— Да, осталось кое-что, по-моему, посмотреть надо.
— Ой, Надь, посмотри, пожалуйста, во как нужно! — Лора выразительно провела ребром ладони по горлу слева направо. — Давай-ка я тебе телефончик оставлю, ты мне позвони тогда, если найдешь чего.
И Лора начала диктовать обычный московский номер, который начинался на триста один.
— У тебя телефон есть? — удивилась я. — Ты же вроде говорила, что живешь сейчас за городом. Или это рабочий?
— Да нет… — Лора немного занервничала. — Там, у бабушки, еще ремонт небольшой нужно сделать, так что я пока у подруги живу, в Новогирееве. Временно. А тебе-то можно позвонить?
— Увы, — я развела руками, — мы люди дикие.
— Ну ладно, тогда ты свой давай, если ее не найду, через тебя связываться буду, — обратилась Лора к Славе, и он начал диктовать ей свой, московский, с началом на триста один… — Ой, да мы соседи! — сразу встрепенулась Лора. — И где ты там обитаешь? На Молостовых? А я — совсем рядышком, на Напольном проезде, так что жди, как-нибудь в гости загляну!
А потом она взглянула на маленькие золотые часики и удивленно протянула:
— Мама дорогая! Так это я уже столько с вами болтаю? Ладно, пока! Созвонимся!
И она исчезла так же внезапно, как и появилась, оставив за собой осязаемый шлейф дорогого дезодоранта.
Плохая пьеса продолжала свое неспешное течение, все было проще пареной репы, все было — клише и тривиальность. Через неделю, отыскав в недрах своего до краев забитого письменного стола несколько курсовиков по «спецам», я позвонила Лоре, и она пригласила меня в гости. По приезде в квартире никакой подруги, разумеется, не обнаружилось.
— Ты понимаешь, — оправдывалась Лора, — одной так трудно жить! А я ведь раньше никогда одна не жила, даже как-то жутко. Ну а потом и ездить далеко до работы, ну, ты же женщина, ты должна меня понять…