Тщеславие

Родители ещё в детстве научили Димку не читать чужих писем. Некультурно. Димка слушался, но в душе не принимал запрет до конца. Ему, например, было непонятно, почему нельзя читать чужие письма, если о прочитанном никому не рассказать. Если растрезвонить чужие тайны или начать шантажировать человека, тогда другое дело, а если дальше тебя информация не пошла, то чего же плохого? По чужим сумочкам лазать тоже некультурно, однако весьма приятно. И полезно. Димка смотрел на столбик ветеранской переписки, перед глазами мелькали заглавия писем типа «ацкий отжиг на даче» и «рассказы Кожина». Димке в голову закрался новый аргумент — чужие письма могут заключать в себе козни против него самого, ведь это не просто чужие письма, это письма его прямого конкурента. Тогда прочесть их не грех и шпионаж, а его обязанность в борьбе за победу. Превентивная мера. Типа как разбомбить арабский детский сад, потому что когда дети вырастут, то обязательно станут террористами. Димка решительно открыл последнее, датированное нынешним днём письмо, озаглавленное: «Моему Лидусику-пампусику!»

** *

На обратном пути Димка встретил Гелеранского, фотографирующего содержимое переполненного мусорного бака.

— Люблю мусор фоткать. По мусору о людях всё можно сказать, — пояснил модный писатель. — С глазом что?

— Во сне об ножку кровати ударился. Я же на полу сплю.

***

С сожалением надо признать, что молодые литераторы в большинстве своём не отличались умением анализировать чужие тексты. А может, просто ленились. Критический разбор сводился всего к двум оценкам: «нравится» и «не нравится», причём последняя существенно опережала первую по частоте применения.

Вообще, люди обычно что-нибудь ругают только из-за страха. Типа если раскритиковал — значит умный, а если похвалил, то могут лохом обозвать, если твоё мнение, не дай бог, не совпадёт с общим. Высокомерие, по крайней мере, гарантирует звание интеллектуала. Жизнь общества напоминает ситуацию после кораблекрушения, когда, пытаясь спастись, люди топят друг друга.

Находились «критики», которые грешили многословием и неспособностью остановиться. Такие обычно начинали с «я буду краток», после чего пускались в пространные рассуждения о том, как ему (ей) понравились (не понравились) произведения коллеги. Такие речи то затухали, когда «критик» замолкал, то разгорались вновь, когда жюри уже передавало слово следующему, а «критик» снова подавал голос. И так по нескольку раз. Подобным образом льётся вода из садового шланга, если перекрыть кран. Вроде перестала литься, а потом шланг скручиваешь, и брызгают новые, и новые струи. «А вот ещё одно… важную вещь забыл сказать…» Надо ли уточнять, что никаких важных вещей не сообщалось.

Выступающие злоупотребляли словами «произведение» и «творчество». Слова эти обильно наполняли их речи и применялись в основном в сочетании со словом «моё» или «Васино… Танино… Мишино» и т. н. Обычное выступление начиналось так: «В Васином произведении мне не понравилось…» или «С большим удовольствием ознакомился с Таниным творчеством…». Распространенной похвалой было: «состоявшийся автор».

Те, кого критиковали, обижались и поджидали момента, когда смогут отомстить, обрушив на обидчика ответную критику. Острее всех критику в адрес своего романа воспринял сын великого советского писателя Армен. Особенно сильно Армен обозлился на драматурга-революционера, которого собирался разнести в пух и прах, когда наступит день обсуждения его «пьесок». Но в утро обсуждения Армен не смог проснуться из-за бурной попойки, произошедшей накануне, и не отомстил, о чём в дальнейшем сильно жалел.

От большинства этих дискуссий Димке почему-то было неловко, и он не знал, куда деть глаза. Хотелось сгрести их рукой с лица и сунуть в карман. Переждать, а потом достать и водрузить обратно на лицо, когда неловкость пройдёт. Но сунуть глаза в карман Димка не мог и поэтому внимательно рассматривал белую изнанку языков своих кроссовок. Там собрались тёмные шерстяные катышки. Слушая про «творчество» и «произведения», Димка собирал катышки. Когда катышки кончились, остался только квадратик этикетки. На квадратике был указан размер кроссовки по американской, британской, французской и японской системам мер, артикул, дата выпуска, а ещё было написано «Made in Vietnam».

* * *

Димка был не в силах оставаться в замкнутом пространстве и вприпрыжку выбежал из дверей особняка. Радостное волнение отвлекало от боли в животе. Диета нарушилась, а таблетки дома забыл. Димка в который раз двигался по варикозной дорожке в глубь парка. Он придумал себе игру — перескакивать с одного куска асфальта, отсечённого вспухшими корнями, на другой. Димку колбасило, после того как он заглянул в электрон-н ый ящик бритоголового крепыша.