Так до 30 лет. В автобиографии записано: «После гимназии 18 лет мистических настроений, аскетизма в жизни, тренировки, школы». В записной книжке 1898—1899: «Слушала доклад о пятой расе», «получила вегетарианскую поваренную книгу», чтение «Капитала» рядом с первыми книгами Бальмонта; в стихотворной тетради — «Голос Безмолвия» на буддийские темы («Нельзя тебе идти путем спасенья, / Пока ты сам не станешь тем путем…»). Первое выступление в печати (пока не обнаруженное) — в журнале «Вестник теософии», потом заметки в местной газете «Терек» (где литературную часть вел С. М. Киров) — «о голоде 1912 г., о всемирном братстве, о законе воздаяния». «В 1906 г. в первый раз в Москве. Первое впечатление – город вывесок, не понравилось, рвалась домой. Эти же 18 лет запойное чтение всего без разбору, по-русски, по-французски и по-английски. Приблизительно в 1909— 1910 г. знакомство с литератором Евгением Архипповым, – общее поклонение символизму/стам. В 1909 г. – вторая поездка в Москву, знакомство и дружба с В. В. Переплетчиковым, ходила с ним по Москве, полюбила ее». Живописец В. В. Переплетчиков был, видимо, связующим звеном между меркурьевским семейством и Москвой: еще раньше он вывез в Москву младшую Верину сестру Нину, она была членом престижного «Общества свободной эстетики», в 1907 после бурного (но ближе не известного) выступления там Андрея Белого «против богемства» Нина (вместе с Переплетчиковым и др.) вышла из «Общества)» и скоро умерла. Переплетчиков уверял Белого: «это вы убили Меркурьеву!» Е. Архиппов вспоминает Веру у гроба сестры: «Янтарные в лучах солнца глаза, как два звездных огня, уносились вослед отошедшей… Открытые широко, они были внутренне закрыты каким-то принятым на себя обетом, какой-то аскезой отречения… будто взор был обращен в два мира». «Янтарные в лучах солнца глаза, как два звездных огня, уносились вослед отошедшей. <…> Открытые широко, они были внутренне закрыты каким-то принятым на себя обетом, какой-то аскезой отречения. <…> …будто взор был обращен в два мира». Такова она и на сохранившейся фотографии приблизительно тех лет.
После 30 лет Меркурьева то ли (по словам автобиографии) перестает писать стихи, то ли (вероятнее) они до нас не дошли. Поэтому от нас скрыт важнейший поворот ее поэтического пути: знакомство с символизмом и овладение его поэтической техникой. Ее руководитель, Евг. Архипов, на 6 лет моложе, преподаватель владикавказской гимназии с 1906, пылкий критик-импрессионист, поклонник и библиограф Анненского, стал ее другом после смерти Нины и до конца жизни. Его прижизненные воспоминания о ней патетичны: «…глаза темноянтарные, затененные, спрашивающие и хотящие, чтоб не был услышан вопрос. Улыбка – ласки и тонкой благословляющей насмешки. Тяжелые волосы, слегка отклоняющие голову назад. <…> Ее речь – несколько растянутая, поющая, как в сказке. Ее походка – скользящая, но шаги мелкие и тревожные. В ее прикосновениях больше прохлады, чем тепла <…>. Желая обратить внимание, касается руки несколькими пальцами, слегка и быстро лаская ими. Желая передать касание в большей мере, касается обратной стороной ладони. <…> Ее рассказы причудливы: о белой парче и черном солнце, о рыцаре Блоке, о призывающих в Москве колоколах, о рыцаре Дориане, <…> о жемчугах и воздушных мостах Чурляниса, <…> о далеких русских дебрях, о тайных и сказочных птицах, о Финисте, о Китеже, скрытом в лесах».
Ученицей она была строптивой, спорщицей, острой на язык. Архиппова она дразнила, не признавая его любимого Анненского, а восхищаясь незаметной Н. Бромлей (сборник «Пафос», 1911, подражания Елене Гуро) и Игорем Северяниным. «Связанна с великими и сильными <…>, она всегда искала преклониться перед малыми», – замечает Архиппов. Но выучка пошла впрок: потом, в 1918, она за неделю напишет цикл вариаций на тему «Оттепель ночью»: «Романтика 30-40-х гг, – По Вяч. Иванову. – По А. Ахматовой – По А. Блоку. – По М. Кузмину. – По В. Брюсову. – По Игорю Северянину. – По Вере Меркурьевой» – не пародии, а очень тонкие (и очень трудные) стилизации. Почтительная современница стольких великих поэтов, она сумела выработать собственный стиль, не подражающий никому <…>. В 1914, после еще одной поездки в Москву, она заводит новую записную книжку с эпиграфом из Ахматовой: «В этой жизни я немного видела, / Только пела и ждала». Одно из первых стихотворений в ней – «о призывающих в Москве колоколах» – «Купола» (за год до цветаевских «Стихов о Москве»). <…>
16 ноября 1916 умерла мать Меркурьевых, Мелания Васильевна. Последними ее словами были: «Устала я». Через несколько месяцев Меркурьева найдет для этого слова в стихах «Маме». <…> Это о ней будет она думать над стихотворением «Поминальная суббота». <…>
Смерть матери стала переломом в жизни дочери. Она бросает опустелый Владикавказ и впервые уезжает в отдельную, самостоятельную жизнь: в Москву, навстречу поэзии и, может быть, любви: тому человеку, которого она будет называть и «друг», и «чужой».