«Дорогая редакция «Зумера», верните колонку Ванессы Энрайт и снова станьте тем изданием, каким были не так давно. Вы не представляете, насколько никчемный материал печатаете. Прокачка женской энергии? Серьезно? А что не так с теми, кто не хочет быть женственными? Я вот люблю запонки, автоспорт и играю в регби на досуге. А моему другу нравятся глянцевые журналы, рубашки пастельных оттенков и фильмы про любовь. Женщина не обязана быть женственной, а мужчина не обязан быть мужественным. Женщина не обязана стоять у плиты в кружевных чулках, а мужчина не обязан качать бицуху и изображать из себя Дуэйна Скалу Джонсона 24/7. Любой человек уникален и прекрасен, а женственность и мужественность – просто ярлыки, которые не несут никакой пользы. Наоборот, только калечат тех, кто не влезает в рамки. Стряхните с себя установки прошлого века и начните печатать что-то более актуальное. Что за черт?!»
«Токсичные отношения: что ты могла сделать не так?» Конечно, во всем всегда виновата жертва. Этот шлак даже комментировать не хочется, поэтому просто пожелаю вам поскорее закрыться. Слышал, что Энрайт для вас больше не пишет и другие достойные колумнисты тоже. Неужели вы не видите, что Титаник идет ко дну, и стремительно?»
«Я тут наткнулась на статью в вашем журнале. «Нужен ли нам феминизм? Подводные камни нынче модного движения». Кхм… В смысле нужно ли нам отстаивать права женщин? Да вы что, зачем? И какие такие права? Женщины все равно ни на что не годятся. У них развита только одна зона мозга – та, которая умеет складывать овощи в кастрюлю, нажимать кнопки на стиральной машине и определять качественные подгузники. Шутка, конечно, и надеюсь, вы тоже пошутили! Иначе дела у вас совсем плохи, дорогой «Зумер». Кстати, название «Пещерный бумер» подошло бы вам куда лучше. Благодарю за внимание!»
Магда не устает пересылать мне письма, приходящие в редакцию, сопровождая их кучей эмоджи – хохочущих и подмигивающих. Она одна из немногих, кто до сих пор остался в «Зумере», хотя уже подыскивает другое место. Эми ушла сразу после меня, тоже не смогла смириться со сменой курса. И даже Девлин не слишком довольна происходящим и поглядывает в сторону изданий, которые не успели прогневить свою аудиторию так сильно.
Я читаю эти письма, и на душе теплеет. Какая-то особенная нежность и радость разливается внутри. Будто я годами поливала и удобряла свой сад, ни на что не надеясь, и вот наконец увидела, что он прекрасен и стоит в полном цвету! Ничто не пропало зря, мои статьи не забыты, мои слова живут в чьем-то сердце, а раз так – то я счастлива. И пусть придется помучиться в неизвестности ближайшие несколько месяцев, пока я ищу новую работу, – эти месяцы будут легкими и волшебными, как снег на Рождество.
Среди сообщений Магды я вижу письмо от неизвестного отправителя и без раздумий открываю его. Пробегаюсь глазами по тексту и замираю как ребенок у наряженной елки, под которой гора подарков. Мое удивление так велико, что хочется вскочить и завопить. Что я, признаться, и делаю. Потом я хватаю телефон и звоню. Митчелл отвечает после первого гудка.
– Привет. Все окей? – спрашивает он.
– Митчелл, Vogue берет мою статью! Ту самую, которую не захотел печатать Эндрю!