Цианид

– Ты думаешь, что я, испытывающий к тебе слишком много чувств – так много, что иногда перестаю контролировать себя, – так вот, ты думаешь, что я – это худшее, что могло с тобой случиться? Пара инцидентов, которые можно было бы сгладить простым разговором и внимательностью друг к другу, заставили тебя бежать сломя голову прочь. Как по-детски! И ладно бы только это, но ты поспешила кинуться в объятия к тому, о ком вообще ничего не знаешь. А он конечно же не расскажет. Ибо зачем? Гораздо умнее молчать и, даст бог, обрюхатить дурочку Ванессу раньше, чем у нее глаза откроются.

Лист бумаги проскользнул в салон и упал на мои колени.

– Я не знаю, был ли у нас шанс, ибо во всем, что я делал, ты видела одни лишь извращения и жестокость. Хотя, клянусь богом, для меня это было проявление любви. Да, слишком сильной для твоей натуры. Слишком откровенной для такой неподготовленной женщины, как ты. Мне стоило быть аккуратней с тобой. Не доверять этому пошлому голодному огоньку в твоих глазах, который зажигался всякий раз, стоило мне тронуть тебя. Много чего можно было сделать иначе, согласен. Но прежде, чем бросать в меня камень и записывать в список злодеев, посмотри на того, кого ты выбрала в качестве замены, и посмотри внимательно. Вся жизнь может пойти наперекосяк, если сделать не тот выбор. Трахаться с отбросом, который и мизинца твоего не стоит, ради удовлетворения своих тайных фантазий – это еще куда ни шло. Трахайся на здоровье. Но не позволяй ему голову тебе задурить. Пожалей отца. Бернард не заслуживает того, чтобы его фирму прибрал к рукам малолетний уголовник.

Дерек развернулся и сел в свой «мустанг». Завелся мотор, свет фар прорезал вечерний сумрак – и он умчал.

Я сунула сигарету в рот, чиркнула зажигалкой и закурила прямо в салоне. Я никогда не курила в своей машине, но в ту минуту мои ноги так ослабли и тело налилось такой свинцовой тяжестью, что я не могла подняться. Трясущимися руками я развернула бумагу и прочла все, что там было написано.

Митчелл никогда не рассказывал мне о своем прошлом, разве что небольшие детали. И практически все они были связаны с его детством – ни слова о недавнем времени. Но теперь это прошлое ворвалось в мою жизнь бешеным торнадо. Буквы сложились в строки, а строки вонзились в меня тучей ядовитых, остро отточенных стрел…

* * *

Митчелл был наркокурьером. Был связан с одной из самых жестоких банд Северного Дублина. Отсидел два года за распространение и хранение наркотиков. После освобождения нашел себе работу курьера и завязал с криминалом (ну или сделал вид, что завязал). Здесь же были его фотографии из следственного изолятора: он выглядел моложе и до неузнаваемости жестко: заостренные черты лица, тяжелый взгляд. Совсем иная версия человека, которого я знала. Или думала, что знаю.

Я выкурила целых три сигареты одну за другой, но так и не смогла прийти в себя. Достала телефон, вбила имя Митчелла в поиск и нашла несколько упоминаний на новостных сайтах о его аресте и приговоре. Я никогда не искала Митчелла в интернете. Это казалось мне чем-то странным: рыть на кого-то информацию, но теперь я пожалела об этом. Лучше бы я узнала обо всем раньше и иначе. Не от Дерека.

Боже, почему же он сам не рассказал мне?! И до того, как предложил мне стать его девушкой!

Мысли роились, сбились в огромную кучу, в густой и жалящий пчелиный рой. Невозможно было выхватить какую-то одну – они атаковали меня одновременно, шумно, толпой.

Криминал всегда пугал меня. Клиенты отца, на которых я, случалось, натыкалась, когда приходила в его адвокатскую контору, – сбитые, крепкие, коротко стриженные парни, все в дорогих брендовых вещах, с опасным прищуром и характерным выговором, – вселяли в меня ужас. Однажды, когда мне было лет пятнадцать, один из них даже заговорил со мной: «Ты дочка Энрайта? У тебя славный папаша, детка. За хорошие деньги даже дьявола отмажет в Судный день. Никогда б не поверил, что у него может родиться такой ангелочек».

Я до смерти боялась всего, что выходило за рамки закона. Отец подлил масла в огонь, читая мне криминальные сводки с ранних лет. Должно быть, думал, что будущей адвокатше лучше заранее начать привыкать к характеру и духу этой работы. Но эффект все это произвело прямо противоположный. Одна только мысль, чтобы защищать какого-то подонка в суде, вселяла в меня отвращение. Конечно, если бы я стала адвокатом, то имела бы дело и с хорошими, несправедливо обвиненными людьми. Но не часто, ибо хорошим людям, совершившим преступление по глупости или случайно, обычно не требовался дорогой адвокат – а значит, и в контору Энрайтов они бы не обращались.

Если бы я знала, что Митчелл имел дело с незаконными вещами, я бы даже заговорить с ним не смогла. И дело было не в снобизме или предвзятом отношении, а в том паническом страхе и чувстве отторжения, который вызывало у меня все криминальное.

Даже культовое кино, романтизирующее преступность, вроде «Крестного отца», «Банд Нью-Йорка» и «Одиннадцати друзей Оушена», не смогло смягчить мое отношение к ней.