Цианид

После того, как я отказалась от права наследования и денег родителей, мне пришлось пересмотреть свои траты, забыть о дорогих ресторанах и отдыхе за границей. Пришлось чаще обращать внимание на ценник в магазине и найти более дешевую медицинскую страховку. Мы ютились в небольшом таунхаусе в Талле, на многом экономили, редко могли позволить себе устриц или мраморную говядину, но все же, вопреки прогнозам отца, я была счастлива. Каждая, кто однажды навзрыд плакала в «Мерседесе» или лежала на полу роскошной спальни с разбитым лицом, точно знает, что счастье не в деньгах. Счастье – в стабильной психике и в отношениях, в которых тебя уважают. Счастье – это когда любую проблему можно решить спокойным разговором. Это когда ты никогда не боишься. Это просыпаться утром и знать, что все будет хорошо.

Прекрасно понимая, что работа – наш единственный тыл, мы с Митчеллом погрузились в нее с головой. Он готовился к поступлению днем, а вечерами развозил заказы. Я не поднимая головы писала статьи. Днем мы почти не видели друг друга, сражаясь за благополучие нашего маленького мира, но зато ночью, когда он возвращался домой, а я откладывала ноутбук, – рай опускался с небес прямо в наш дом. Мы говорили, пили вино, запекали наггетсы в духовке. Слушали музыку, завернувшись в одно одеяло. Целовались так много, будто, кроме сегодняшнего дня, у нас больше не было иных. Мы засыпали в одной постели, обычно заласкав друг друга до изнеможения. Его нежность и тепло исцелили меня. Я утопала в лучах его любви, которые он источал так щедро, будто был полуденным солнцем. А воспоминания о том, что Дерек творил со мной, становились все мельче, как мошкара.

Однажды я проснулась и поняла, что он больше не имеет надо мной власти. Никакой.

– Как насчет следующей пятницы? – спросила я у Митчелла, забравшись на него сверху, пока он лежал в постели.

– С радостью, – ответил он.

– Ты даже не знаешь, что я хочу предложить, – рассмеялась я.

– Я готов на все, что угодно, если там будешь ты.

– И даже к нашей первой ночи? – спросила я невозмутимо, для пущего эффекта сделав совершенно серьезное лицо.

Митчелл, блаженно жмурившийся все это время, так широко раскрыл глаза, что я подумала: вот сейчас провалюсь в них, как в колодцы. Он медленно убрал прядь волос с моего лица и сказал:

– И даже к нашей первой ночи, моя любовь, если ты чувствуешь, что пора.

– Пора, – сказала я. – Я хочу, чтобы ты повел меня дальше, чем эта граница, на которой мы стоим. Гораздо дальше…

– Ну раз мисс Энрайт хочет дальше, значит будет дальше, – прошептал он.

– И глубже, – сказала я, с удовольствием изображая бесстыдную бойкую девчонку, для которой непристойности – родной язык.

– О, с этим проблем не будет, – ответил он и притянул меня к себе.

Его тело напряглось подо мной, он положил руки на мои бедра и легко сжал их, поглаживая и касаясь пальцами резинки моего белья.

– Мы можем поужинать где-то. Мисс Энрайт наденет то белое платье, которое следует носить без лифчика и которое вызывает непрекращающуюся эрекцию.

– Да ты, оказывается, в деталях запомнил его, – рассмеялась я.

– Оно навеки отпечаталось в моей памяти, – улыбнулся Митчелл. – Давай вырвемся из этих стен? Я забронирую номер в отеле с видом на весь город. И еще можно будет… Нет, пожалуй, оставлю кое-что в качестве сюрприза.

– Звучит, как сказка, – промурлыкала я.

– Я не знаю, как доживу до пятницы, – прошептал он.

– Я бы сказала тебе. Но вот беда, не знаю тоже.

* * *

Когда я встречалась с Дереком, то всегда приходила в офис раньше всех. Мне нужно было успокоиться, собраться, сосредоточиться, успеть покрыть синяки тональным кремом, пока в офисе не стало слишком много народу. Перестать быть той женщиной, которую бесцеремонно хватают за руки и осыпают грубостями, и снова стать той, которая пишет серьезные статьи, рассуждает о проблемах социума и мечтает подбросить пищу для ума целому поколению.

Но с Митчеллом я стала безбожно опаздывать каждый день. Каждая минута нашего совместного утра была сокровищем. Я хотела нежиться с ним в постели, вместе пить кофе, оттягивать расставание до самого последнего момента. Приводила себя в порядок я уже в машине, пока стояла на светофорах: красилась, расчесывалась и застегивала пуговицы на манжетах.

Я часто прибегала такая взъерошенная, что Эми с Магдой смеялись. У нас даже появилось что-то вроде маленького утреннего ритуала: мне помогали уложить волосы, проверяли, правильно ли застегнуты пуговицы на моей рубашке и одинаковая ли обувь на моих ногах. Однажды я пришла в разных кроссовках и заметила только к обеду, когда Магда сказала мне об этом.

Однако все это была исключительно приятная рассеянность. Мне нравилось это состояние невесомости, потерянности во времени, розовый фильтр везде, куда бы я ни посмотрела. И ни крах отношений с родителями, ни воспоминания о моей прошлой жизни с Дереком, ни извечно кислые взгляды моей коллеги Девлин, которые она на меня бросала, – не могли вытеснить из меня счастье. У меня его было больше, чем я могла усвоить, больше, чем обычный человек вообще способен осознать.