Цианид

Мы провели остаток вечера в постели. Я не могла оторваться от его губ. Его руки обвились вокруг моего тела, и мне даже шевелиться не хотелось, чтобы он не вздумал менять позу. Его волосы пахли дождем, кожа – мятным гелем для душа, и еще мы совсем не курили в ту ночь, ни разу, поэтому, когда целовались, я чувствовала только его собственный вкус. Пожалуй, стоило совсем бросить.

– Прости, что я совершенно не способна решать свои собственные проблемы, и это приходится делать тебе, – проговорила я, утирая глаза. – Это то, что я ненавижу в себе больше всего.

– Боюсь, мало кто в состоянии решать свои проблемы, оказавшись один на один со стаей бешеных собак. Понимаешь, о чем я? – спросил Митчелл. – К сожалению, большинство твоих проблем требует грубой физической силы, Несса. Будь она у тебя – не было бы и проблем. Ни отец, ни тот чокнутый, с которым ты встречалась, не посмели бы пальцем тебя тронуть… Так что проблема не в тебе, а в тех, кто злоупотребляет своей силой.

– Я жалею, что у меня нет горы мышц.

– А я нет, – улыбнулся Митчелл, лаская мои плечи, которые в его ладонях казались совсем крохотными.

– Я хочу научиться убивать голыми руками.

– Тебе не придется. Я буду делать это для тебя, – сказал он, и я рассмеялась. Мне понравилось, что он сказал это абсолютно серьезно.

– Думаю, утром родители заявятся сюда. Если Дерек накопал на тебя целое досье, то боюсь, они с отцом уже и адрес твой знают.

– Пускай заявятся, – сказал Митчелл так спокойно, словно у него был тесак наготове и парочка огнестрелов.

– Ты не представляешь, на что они способны, когда выходят из себя.

– А они не представляют, на что способен я, – усмехнулся Митчелл, лаская мою щеку костяшками пальцев. – Не думай о них вообще. Я никому не позволю добраться до тебя.

* * *

Родители не явились за мной на следующий день. И на день после – тоже. Я была так рада этому, что едва по воздуху не летала.

Я понемногу приходила в себя. Начала с аппетитом есть, наводить порядок в доме, расставлять баночки в ванной ровными рядками. Лежала в ванне и пела песни, пекла печенье, наряжалась в дорогущие пиджаки Митчелла и устраивала для него представления, изображая наркодилера. Он смеялся и говорил, что еще чуть-чуть – и меня можно выпускать на улицу вовлекать малолетних в наркобизнес.

Я вернулась к работе, созвонилась с коллегами и Эндрю, который сразу же сообщил мне, что недомогания недомоганиями, но пора бы положить на стол парочку новых статей, на которые у читателей «Зумера» большой спрос. Я тут же взялась за дело. Все мои вещи, включая ноутбук, по-прежнему были здесь, у Митчелла, что меня несказанно обрадовало.

По вечерам мы с Митчеллом гуляли по городу, пили американо, кормили оленей в Феникс-парке. Мне казалось, что я еще никогда в жизни не была так счастлива. Улыбка не сходила с моего лица, мир преобразился: стал ярким, пронзительно-красивым, как неоновый пейзаж, воссозданный в компьютерной графике. Все казалось преисполненным особенного смысла: даже слоганы на билбордах, даже обрывки песен, которые доносились до меня в торговых центрах, даже рекламные буклеты, которые бросали в наш почтовый ящик.

Мы часто называли друг друга «мой парень» и «моя девушка», наслаждаясь тем, как это звучало.

«Чем мой парень сегодня собирается заняться?»

«Что моя девушка хочет на завтрак?»

«У моего парня шикарная задница».

«Моя девушка просто булочка с корицей».

И так далее, и тому подобное. Я таяла от его комплиментов и даже начала верить им. Митчелл говорил, что у меня самый восхитительный в мире смех, что его заводят мои прикосновения, даже самые невинные, что мои губы – это запрещенное оружие, и меня следовало бы арестовать за них. Возможно, для кого-то это звучало слишком ванильно, но мне – той, которой всю жизнь заталкивали в глотку кайенский перец с табаско, – казалось, что лучше ванили нет ничего на свете, что нежность – куда прекраснее, чем страсть и неистовство, а доброта – невероятно сексуальна.

Именно так: меня возбуждала доброта. Гораздо больше, чем то, что в наше время принято считать сексуальным: пошлость, порочность, бесстыдство, маскулинность, власть.

Мы засыпали вместе каждую ночь. Я растворялась в его ласке. Она питала меня, как вода питает сорванный цветок. Я становилась сильнее, я раскрывала лепестки, я пускала корни. Митчелл сдувал с меня пепел и стеклянную крошку. Я наконец-то жила.

Желание отблагодарить его стало почти навязчивым. Я без конца думала о сексе с ним. Мечтала о том моменте, когда выброшу из головы все, что мешает мне любить его. Мои панические атаки не посмеют все испортить. Призраки прошлого и воспоминания о том, как обращался со мной Дерек, исчезнут, как дым. Во мне и вокруг меня останется только любовь – концентрированная, как мед, как сахарный сироп, в котором погибнет все гнилостное и плохое.

Глава 21 Обомлеешь