Еще нашли семерых мертвых кавалергардов и троих раненых. Из них четверо обожженных, местами до кости, двое побиты стрелами, и двое ранены ножами. В живых остались двое из тех, в кого попали стрелы, и один порезанный. Из обожженных – никто. Двое кавалергардов, патрулировавших лес, пропали бесследно.
Брюс приказал мужикам стащить всех найденных во двор усадьбы.
Трупы чужаков сложили отдельно, перед самыми воротами. У всех нашли длинные ножи, один из которых был сильно запачкан кровью, как и кафтан владельца этого ножа.
Лука, из которого были убиты двое кавалергардов, у разбойников не нашли, и Брюс было испугался, что кому-то из них удалось уйти. Но дальнейший и внимательный осмотр рук чужаков позволил обнаружить среди них профессионального лучника – об этом рассказали специальные перчатки и характерные мозоли на пальцах и ладонях. А позже в лесу нашли и брошенный лук.
Осмотр мертвецов показал, что все они, за исключением убитого из мушкета, умерли от удушья.
Один из мертвых чужаков оказался Вильямсом, который приходил к Брюсу требовать книгу. Причем его смерть была самой мучительной – у него не просто был разорван кафтан у горла, было порвано и само горло, до трахеи.
Брюс сразу понял, что произошло: нападавшие применили какое-то колдовство, которое удушало противника. Может, и не до смерти, но как знать. В усадьбе было больше полусотни человек. И когда Брюс применил заклятие отражения, то все, что прежде ощущали он и его люди, почувствовали на себе нападавшие. А их было впятеро меньше, и на каждого пришлось то, что душило пятерых. Если бы графа не разбирала совершенно дикая ненависть, то он даже посочувствовал бы разбойникам. Их смерть была поистине ужасной.
Ничего больше осмотр не дал. Все нападавшие были одеты в хорошие кафтаны, на телах не было никаких отметин. Только кресты на шеях висели не православные, а католические, а у Вильямса – лютеранский. Но другого Брюс и не ждал – приходивший к нему Вильямс явно был немцем.
Брюс так никогда и не узнал, что нападавшие на него были рыцарями-карателями. Однако как минимум в одном граф оказался прав – их командор был немцем.
А вот Микеланджело Тамбурини, получив отчет о происшедшем, был в ярости, но выплеснуть ее было не на кого: все виновные погибли. По здравом размышлении генерал иезуитов пришел к выводу, что заполучить книгу сейчас не получится. Дальнейшие экспедиции в далекую Россию были надолго приостановлены, и лишь после того как Российская империя превратилась в Союз Советских Социалистических Республик, иезуиты возобновили попытки.
Глава 7
Андрей Кириллович замолчал и посмотрел на часы.
– О, Антон, нам уже пора обедать. Приглашаю вас пройти в столовую.
Антон встал и следом за хозяином прошел в столовую. Здесь в центре стоял большой стол, накрытый на две персоны. К удивлению Грибова, обед не претендовал на роскошь и состоял из жареной картошки, тушенной с черносливом говядины и нескольких солений: огурчиков, помидорчиков и, разумеется, грибов. Посреди стола стоял классический запотевший графин. Рядом с графином – тарелка с тонко нарезанным бородинским. Грибов заметил за Андреем Кирилловичем небольшую претензию на снобизм и ожидал каких-нибудь устриц и фуа-гра. Несомненно, снобизм присутствовал, но в несколько извращенной форме, против которой Антон, впрочем, не возражал.
– Прошу, присаживайтесь, и приступим к обеду, – гостеприимно предложил хозяин. – Как видите, обед достаточно скромен, но уверяю, его вкус безупречен. Убедитесь сами, Антон.
Аромат, исходящий от блюд, несмотря на кажущуюся непритязательность, вызвал у Грибова просто невероятное слюноотделение. Смесь бесподобных запахов могла дать фору ароматам самых изысканных блюд.
Грибов, не дожидаясь повторных приглашений, сел за стол и посмотрел на Андрея Кирилловича. Тот, заметив взгляд, плавно помахал рукой из стороны в сторону, словно дирижер, и улыбнулся.
– Надеюсь, Антон, вы не откажетесь выпить со мной. Причем я позволю предложить, в отличие от профессора Преображенского из «Собачьего сердца», закуски именно холодные, но с обязательным последующим употреблением блюд горячих. Я не согласен с профессором, что уважающие себя люди оперируют только горячими закусками. Горячие – это великолепно, но холодные также весьма неплохи, и забывать про них совершенно непростительно.