Но был поезд, двадцати рублей хватало на поездку в оба конца плюс городской транспорт. Съездить к друзьям, знакомым, просто в редакцию не составляло труда. Поездки не фиксировались, билеты на поезд продавались без удостоверения личности. Что, конечно, тоже способствовало мыслеобмену. Литература, искусство и наука достигли апогея, порой и буквально: на околоземной орбите встретились советские и американские космонавты. Но внизу, на поверхности планеты, встречаться с американцами, французами и прочими шведами становилось всё труднее. Коминтерн то ли ушёл в глубокое подполье, то ли просто был похоронен, а съездить куда-нибудь в Париж или Вену было сложно: визовые ограничения и отсутствие валюты мешали мыслеобмену. Люди делились на выездных, невыездных и не пробовавших выезжать, а потому не знающих, кто они. Стремление к мыслеобмену давило на государство постоянно, требуя на поддержание железного занавеса далеко не лишние силы и ресурсы, год от года больше и больше. И государство дало слабину: все свободны, всем спасибо.
Теперь всяк волен сесть на поезд, поехать автобусом или полететь самолетом настолько далеко, насколько позволяют глобус и собственные финансы. Есть, разумеется, мобильник, есть «Скайп», но, говоря по мобильнику, следует помнить, что это речь для прокурора. Или внесудебной тройки. Итог мыслеобмена пока неясен, то ли в результате мизерности, то ли, наоборот, громадности. Хотя… Хотя то, что до этой минуты (чт
Как идут дела у братьев в параллельных вселенных, посмотрим. Съездить, что ли, в Санкт-Петербург?
Голубятня: Очарование и ужас идеального мира
Киносуббота у нас о стареньком фильме, который умудрился пропустить в свое время и посмотрел только сегодня. Чему, признаюсь, несказанно рад, потому что, попадись мне «A Perfect World» (1993) в 90-е, я бы никогда не оценил этот манифест мужественности Клинта Иствуда по достоинству. Да и половина посылов картины осталась бы невостребованной, потому что в 90-е все ключевые моменты художественного мира фильма выглядели нормой, а вот сегодня — уже ужасной и мучительной аномалией.
Эволюция нашей цивилизации наглядно продемонстрировала, что ничего непреходящего в мире нет и даже самые незыблемые вещи рассыпаются в прах от соприкосновения с политической и бытовой конъюнктурой. Разве мог кто-то предположить четверть века назад, что в исторически ничтожном отдалении случатся полная переоценка всех семейных архетипов и уничтожение всех сложившихся ценностей?!
Вы даже представить не можете, как глубоко въелась в наши мозги эта политкорректная мерзость, как она изнасиловала здравый смысл и всю систему естественных ценностей! Мне всегда казалось, что я неподвластен идеологическому зомбированию, однако я смотрел «A Perfect World» и с ужасом ловил себя едва ли не в каждом кадре на ощущении неловкости! Мне тоже казалось, что вот-вот случится что-то ужасное, что-то … педофилическое!
Слава богу, образования и ума хватило для того, чтобы решительно оттряхнуть от себя эту бесовщину и вернуться в парадигму отношений между взрослым мужчиной и ребенком, которая 25 лет назад иначе как нормальной и не представлялась.
Дабы читателю не казалось, что я утрирую, проиллюстрирую мысль одним только эпизодом. «Бутч», купивший для Филиппа, которого вырвали из дома в одной спальной рубашке и трусах, одежду, узнает что мальчик втихаря в магазине украл ещё и костюм привидения Каспера для Хэллоуина. «Бутч» читает короткую лекцию («Воровство — это плохо, но если очень хочешь, а денег нет, можно взять это напрокат. Это называется исключением из правил» :-) ) и предлагает Филиппу переодеться прямо в машине. Мальчик колеблется.
— В чём дело? — Ни в чём. — Ты не хочешь при мне раздеваться? Боишься, что увижу твой петушок? — Он… крошка! — Что?! — Крошечный. — Кто сказал? Покажи! Я скажу тебе честно!
«Бутч» смотрит и авторитетным голосом заявляет: «Да нет, Филипп! Вполне хороший размер!»
В мировом кинематографе есть много примеров удачной художественной реализации этого сакрального таинства человеческой жизни (мужской инициации сына отцом). Не обязательно, кстати, чтобы тематически школа мужественности концентрировалась ниже пояса. Вспомните хотя бы «Возвращение» Звягинцева, в котором отцовская инициация вообще вознесена до уровня христианского сакрального символизма. Этот русский фильм, кстати, мне представляется наиболее близким онтологически к «A Perfect World» Клинта Иствуда.
К чести режиссёра, должен сказать, что линия «мужской инициации отцом сына» в фильме реализована чрезвычайно мастерски, поскольку ни в один момент не опускается до примитивного морализма и однобоких трактовок.