Читаем Цифровые грезы полностью

В уголке стола лежала кучка компакт-дисков, их будут вкладывать в субботний выпуск «ТП». Первым пойдет диск фольклорной музыки Анд, потом что-нибудь из танго, Рикки Мартин, самба, рэп, техно, Селия Круз. Отличный ход, говорила Алиса, перебирая пальцами жемчужное ожерелье и то и дело сводя и разводя колени в привычном нервическом жесте; на лице ее при этом заявлении расцветала такая буйная улыбка, что вполне можно было подробнейшим образом изучить состояние ее миндалин. Статистика не врет: с момента назначения Джуниора директором издания продажи возросли на двадцать восемь процентов. Поговаривали, что главным инициатором изменений являлась Алиса, и Себастьяна это ничуть не удивляло. Алиса обладала гибким умом и убеждениями, не всеми разделяемыми, но зато позволяющими эффективно действовать: не столь важно, чтобы люди читали газету – главное, чтобы они ее покупали. Таким образом, были созданы новые приближенные к жизни рубрики – кухня, автомобили – и нещадно урезаны разделы, призванные повышать культурный уровень читателя (поскольку они не могли окупаться за счет рекламы). Счета заметно пополнялись за счет цветных выпусков пятничных приложений, а теперь добавятся и субботние компакт-диски. Больше фотографий, больше цвета, меньше текстов. Газета словно постоянно извинялась, что ее все еще приходится читать. Следующим логическим шагом было бы исчезновение текстов новостей и ограничение одними лишь заголовками (статистические исследования показывали, что у людей, прочитавших и заголовок, и сам текст новостей, в памяти сохранялось столько же информации, сколько и у тех, кто дальше заголовка не продвинулся). Что сказал бы отец Джуниора? Что газета без культурного наполнения может назваться чем угодно, но не газетой? Наверняка метался бы в бессонном бреду, не в силах смириться с мыслью, что наглая и молодая кровь от крови его (наглая, поскольку молодая), не задумываясь, выбросит за борт десятилетия потом зарабатываемого престижа и репутации. Но против цифр не попрешь: наконец-то были отвоеваны утраченные ранее позиции на рынке и по продажам издательство шло с главным конкурентом – «XXI» – ноздря в ноздрю.

– Не знаю, предупредил ли тебя мой кузен, что собирается с тобой побеседовать, – сказала она, ответив по телефону и попросив свою секретаршу больше ни с кем ее не соединять.

Нет, она не красива, решил Себастьян. Явно требовалось оцифровать и откорректировать ее слишком крупный рот и маленькие – сегодня зеленые – глаза (у нее были контактные линзы всевозможных цветов).

– Нет.

– Что ты думаешь об Элисальде? Только честно.

– Я его почти не вижу. Даже не знаю, что и сказать.

– Да? Неужели? То-то народ кругом шушукается по углам. Все шепчутся, шепчутся и шепчутся, черт бы их побрал.

Сердится что ли? Улыбнулась – нет, значит, не сердится. Себастьян обежал взглядом бежевые стены, скользнув по картине Магритте у огромного окна, в котором виднелись строящиеся здания, стремительно меняющие облик некогда пыльного и провинциального Рио-Фухитиво. Ему пришло в голову, что однажды, может быть совсем скоро – будущее наваливалось на настоящее, падало на него, словно неожиданно ворвавшийся в атмосферу огромный метеорит, – человек получит возможность выбирать заглядывающий в его окна кусочек реальности. Вот он сидит себе в Рио-Фухитиво, работает за компьютером, нажимает клавишу – и вот, пожалуйста, перед ним величественные очертания небоскребов Манхеттена (шум вертолетов и сирен скорой помощи и даже горилла на крыше Эмпайр Стэйт Билдинга). Несколько минут спустя нажимает другую кнопку и перед ним раскидываются пляжи Копакабаны – бронзовокожие garotas[25] с белозубыми улыбками и облепленными песком округлыми попами, а повсюду певучий и забавно картавый португальский. Еще щелчок клавишами – и вокруг пылающий Рим, а Нерон знай себе перебирает струны арфы.

– Элисальде, – вздохнул Себастьян, – это посредственность, с которой и здороваться не стоит.

– Вот это другое дело. Что еще?

– Не знаю, нужно ли мне вообще о нем говорить.

– А придется, – и она театрально сдавила себе руками шею и высунула язык, словно показывая, что ждет Себастьяна, если он решит играть в молчанку.

Он представил ее с телом Дона Франсиско. С головой Энрике Иглесиаса.

– Он слишком необязательный. Появляется, когда захочет и…

– И?…

– Его издания э-э… не слишком беспристрастны – назовем это так.

– Да-да, мы в курсе. Вопрос в следующем: раз уж ты, Пиксель и Браудель по большому счету и так делаете львиную долю работы в «Фаренгейте», может, вам есть смысл заниматься этим самостоятельно? Я спрашиваю об этом именно тебя, а не Пикселя, потому что… как бы тебе сказать… в общем, тебе я больше доверяю.

Алиса выдержала небольшую паузу и продолжила:

Перейти на страницу:

Похожие книги

Зулейха открывает глаза
Зулейха открывает глаза

Гузель Яхина родилась и выросла в Казани, окончила факультет иностранных языков, учится на сценарном факультете Московской школы кино. Публиковалась в журналах «Нева», «Сибирские огни», «Октябрь».Роман «Зулейха открывает глаза» начинается зимой 1930 года в глухой татарской деревне. Крестьянку Зулейху вместе с сотнями других переселенцев отправляют в вагоне-теплушке по извечному каторжному маршруту в Сибирь.Дремучие крестьяне и ленинградские интеллигенты, деклассированный элемент и уголовники, мусульмане и христиане, язычники и атеисты, русские, татары, немцы, чуваши – все встретятся на берегах Ангары, ежедневно отстаивая у тайги и безжалостного государства свое право на жизнь.Всем раскулаченным и переселенным посвящается.

Гузель Шамилевна Яхина

Современная русская и зарубежная проза
Доктор Гарин
Доктор Гарин

Десять лет назад метель помешала доктору Гарину добраться до села Долгого и привить его жителей от боливийского вируса, который превращает людей в зомби. Доктор чудом не замёрз насмерть в бескрайней снежной степи, чтобы вернуться в постапокалиптический мир, где его пациентами станут самые смешные и беспомощные существа на Земле, в прошлом – лидеры мировых держав. Этот мир, где вырезают часы из камня и айфоны из дерева, – энциклопедия сорокинской антиутопии, уверенно наделяющей будущее чертами дремучего прошлого. Несмотря на привычную иронию и пародийные отсылки к русскому прозаическому канону, "Доктора Гарина" отличает ощутимо новый уровень тревоги: гулаг болотных чернышей, побочного продукта советского эксперимента, оказывается пострашнее атомной бомбы. Ещё одно радикальное обновление – пронзительный лиризм. На обломках разрушенной вселенной старомодный доктор встретит, потеряет и вновь обретёт свою единственную любовь, чтобы лечить её до конца своих дней.

Владимир Георгиевич Сорокин

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза