Со стены напротив Наоми Кэмпбелл и Надя Ауэрманн созерцали Себастьяна, созерцающего Уэлч. Лицо Кэмпбелл, сканированное с обложки «American Foto» и затем увеличенное Пикселем до размеров постера, представляло андроида с поблескивающей серебристым металлом кожей и с ярко красными пылающими губами (без волос, с длинными зелеными ногтями) – Наоми-футуристка. Блондинка Надя – на этом фото ставшая чернокожей – возлежала бок о бок с черной пантерой, и была столь же безволосой, как и Наоми. Еще две пантеры примостились рядом с ее бесконечно длинными ногами. Себастьян поднял голову и припомнил, как он впервые увидел эту фотографию в отделе Пикселя. Тогда он еще подумал, что только чокнутая могла согласиться позировать с пантерой. Конечно, ему было известно, что Надя вовсе не чокнутая и потому никогда не приближалась к столь опасному животному. Разве что, может быть, во время посещения зоопарка (организованного журналом «Vogue» для презентации бикини нового сезона). Кроме того, Себастьян прекрасно знал, что Себ Жаньяк, французская женщина-фотограф, сводила на фотографии модель и трех животных цифровым способом.
Он порылся в архивах и отыскал фотографию Уэлч. Здесь актриса была снята на вручении какой-то голливудской премии. На звезде было совершенно непрозрачное обтягивающее кремовое платье – еще десять лет назад все цвета были непрозрачными, – в вырез которого при движении, словно из уютной норки, невзначай выглядывала то одна, то другая грудь. Потом Себастьян нашел фотографию Че – из тех, какими пестрят плакаты и постеры, с девизом «Hasta la victoria siempre»,[2]
в черном берете со звездой по центру, горделивой гривой волос и улыбкой партизана-победителя, взгляд которого простирается далеко за хрупкое настоящее – в этот момент его и пленила фотокамера, навеки внеся этот образ в историю.Себастьян забрался в
Между тем Себастьян пристроил голову Че к телу Уэлч. Получилась довольно экстравагантная комбинация. Себастьян хмыкнул. Да, непочтительность все же должна иметь какие-то границы. Скальпелем PhotoShop'a он удалил ореол нежеланных пикселей вокруг головы революционера и сравнял цвет по ее краю с цветом фона фотографии актрисы. Затем необходимо было подогнать по размеру мощную шею Че и тонкую изящную шейку Ракель. Хотя и было очевидно, что здесь слиты два разных человека, следовало создать иллюзию единства образа. Это оказалось несложно: каждая точка изображения на экране имела цифровую интерпретацию в программе. Объединить остроту глаза, интуицию и математические формулы – вот истинное искусство.
Пиксель повесил трубку.
– Эти засранцы в клинике переживают, будет ли кому оплатить счета, если мой старик… Что за фигней ты тут маешься?
– Да так, – Себастьян бросил на пол окурок «Мальборо», – вспоминаю детство золотое. Я делал свою газету – мне жутко нравилось вырезать из журналов фотографии и сооружать коллажи из самых несоответствующих друг другу персонажей. Здорово: щелчок ножницами – и голова Руммениге[3]
на теле Марадоны. Конечно, следы ножниц были более чем очевидны – печальный фотомонтаж, о чем тут говорить.Однако Пиксель его уже не слышал. Он в экстазе впился глазами в изображение на экране.
– Ну, ты попал, чемпион.
– То есть? Ты о чем?
– Вот чем мы заполним эту гребаную страницу – напечатаем фотку и устроим конкурс. Я поговорю с Джуниором и попрошу его профинансировать приз – сто-двести баксов первому, кто угадает, кому принадлежит тело. Что скажешь?
:
– Мое мнение учитывается?– Нет.
– Тогда я, пожалуй, промолчу.
Все началось с головы Че и тела Ракель Уэлч.
2