Цифровые грезы

На этот раз его заданием было уничтожить дядю Юргена. Юрген, легенда его детства, который время от времени приезжал за своим племянником в Дон Боско на красном мотоцикле с коляской, вызывая жгучую зависть ребят. Он был такой славный, всегда делился сладостями и катал по кругу, пока ребятня толкалась в ожидании родителей. Себастьян надевал шлем и представлял себя вторым пилотом самолета времен Первой мировой войны, отважно встречающим огонь неприятеля, затаившегося на соседних улочках. Ветер бил в лицо, и Себастьян был безмерно счастлив. Через несколько лет, с падением Монтенегро, в газете написали, что дядя Юрген возглавлял военизированную группировку на службе у диктатуры. Дядя бежал в Бразилию, и многие отлично знавшие его приятели Себастьяна стали отнекиваться от знакомства, утверждая, что в жизни не видели этого человека. Иные пересмотрели свои воспоминания и уверяли, что он был пренеприятнейшим типом, садистом, не упускавшим случая ударить кого-нибудь из ребят. Себастьян же всегда вспоминал о дяде Юргене с нежностью, полагая, что тот вполне мог заменить ему отца. Ему даже представлялось, как дядя Юрген просит руки его матери, навсегда избавляя бедняжку от трагических романов. Дядя был умным и чутким человеком. Промилитарист? Было огромным разочарованием узнать об этом, но Себастьян не собирался переписывать прошлое…

Сидя в своем кабинете в Цитадели и глядя на фотографию дяди Юргена, Себастьян не мог оторвать глаз от его широкой искренней улыбки – единственный штатский среди толпы пьяных военных – и задавал себе один и тот же вопрос: почему, черт побери, он с легкостью переписывал прошлое других людей и был не в состоянии сделать то же самое с прошлым дяди? Может, потому что его жизнь – это его жизнь, а жизнь других людей – это жизнь других людей. Единственное, в чем Себастьян был совершенно уверен, – он не способен стереть с этих снимков дядю Юргена. Он не хотел добивать его, заканчивая работу своих собратьев по цеху.

Себастьян подумал, что сегодня ночью, под вой котов под окнами и разборки соседей этажом выше, под гром грозы в небе, он все расскажет Никки. Расскажет с самого начала, заикаясь и время от времени задыхаясь от нехватки воздуха. Он сделает это, уставившись в пол или не сводя глаз со свадебных фотографий или фотографий их медового месяца, вспоминая об обещании быть откровенными друг с другом. Он будет смотреть в потолок или еще куда-нибудь, лишь бы не встречаться взглядом с ее глазами на строгом лице с тонкими бровями вразлет. Признается в толкнувших его на это глупых причинах – экономических и творческих, об ошибочном желании принять участие в чем-то более значительном, чем перекраивание газетных фотографий. Он сделал это ради нее и ради него самого, но теперь он сожалеет и ему страшно. Он попросит прощения за то, что так долго скрывал от нее эту тайну и скажет, что готов понести любое наказание, но, пожалуйста, пусть она поможет ему найти выход из ситуации.

Она с карандашом в руках станет приводить в порядок их расходы за прошлый месяц и, с жалобами на огромные долги, сердито подожмет губы. Засунет кончик карандаша в рот, начнет его грызть. Пригладит волосы. Потрет нос. К тому моменту секунды в их комнате станут плестись медленнее минут, по радио Мигель Босе будет петь песню Сильвио Родригеса, что-нибудь вроде «надвигаясь, давили причины – непобедимая повседневность». Прогрохочет гром, соседи со стонами займутся любовью. Она встанет, и Себастьян приготовится к мелодраматической сцене и принятию заслуженных упреков и обвинений. Он как наяву видел превращение Никки в оранжевую рыбку-меченосца на фоне лесного пожара.

– Что ты собираешься делать? – наконец спросит она странным, слегка сдавленным голосом (словно в это время на ее языке за право прозвучать вели сражение тысячи ядовитых фраз, а под шумок проскользнуть на волю удалось лишь самой нейтральной серой мышке).

– Не знаю. Поговорить с той, что меня наняла, наверное. Сказать ей…

– Что сказать? Что отказываешься от работы? Ради бога, Себас, не глупи. Думаешь, тебе позволят уйти просто так?

– Навряд ли. Но должен же быть какой-нибудь выход.

– Кто-то еще знает об этом? Пиксель?

– Ты первая.

– Хоть что-то.

– Никки.

– Со мной все в порядке. Наверное, тебе придется подождать. Ублюдок.

– Я же извинился.

– Это я не тебе.

Но он ничего не сказал. Добравшись до дома, Себастьян увидел у входа огромный черный «форд». Машина шефа Никки. Они о чем-то жарко спорили. Заметив Себастьяна, Никки вышла из «форда». Доктор Доносо поздоровался с Себастьяном легким кивком и уехал.

– Он ехал к знакомым – они живут где-то неподалеку – и предложил меня подвезти. Это все.

Себастьян резко развернулся и бросился к дому, будто спешил укрыться внутри. Никки последовала за ним. Уже войдя, крикнула ему в спину:

– Хочешь правду? Отлично! Тогда слушай внимательно, повторять не буду. Доносо меня шантажирует. Тебе легче?

– Не ври, – заорал Себастьян. – Не ври мне!