Цифровые грезы

Он предпочел считать, что Никки исчезла не по собственной воле, а вследствие очередного витка безжалостно удушающей его цепи событий. Не нужно было ничего ей рассказывать; как только он это сделал, как бедняжка тут же превратилась в еще одну мишень, еще одну цель для его преследователей. Не нужно даже было показывать свое беспокойство Исабель: это сработало как настоящий детонатор, положив начало его концу. Нужно было делать вид, что счастлив и доволен работой, не задавать лишних вопросов и не выказывать сомнений по поводу получаемых заданий. До того разговора с Исабель за ним никто не следил – и только паранойя и комплекс вины заставляли его думать иначе. А теперь он исчез с собственных фотографий, а вскоре пропадут и те, кто его окружает – начиная с Исабель, – пока он не останется совершенно один, как потерявшийся на ринге слепой боксер.

Нужно что-то делать. Ну, хоть что-нибудь.

Ночью позвонил Браудель.

– Я у Пикселя. Пожалуйста, приезжай скорее.

Он ждал Себастьяна у дверей подъезда. Они вошли в лифт.

– Ума не приложу, что делать, – пожаловался Браудель. – Мы разговаривали, и вдруг он начал бредить. Перестал меня узнавать. Заперся у себя в комнате. Боюсь, как бы он чего не натворил.

– Он выпил?

– Немного.

– Наркотики?

– Я наблюдал за ним. При мне он не принимал.

В квартире воняло какой-то гадостью. На полу грязь, на столе остатки заплесневевшей еды, перед включенным телевизором (крутили документальный фильм о жизни индейцев) тоже. Пустые бутылки из-под пива, засыпанный окурками ковер.

– Он там, – шепнул Браудель и кивнул на дверь.

Себастьян взглянул на стены и содрогнулся – вместо прежних коллажей комната была завешана фотографиями некоего индивидуума, начиная с самых юных лет и до самой смерти. Мальчик, выглядывающий из дупла огромного дерева; подросток на велосипеде; молодой человек, отмечающий получение диплома адвоката… Стоп, третья фотография настоящая; первые две были грубыми попытками спроецировать облик отца Пикселя в молодости на несколько лет назад. Мальчик и подросток были мало похожи друг на друга и оба они почти не имели ничего общего с юношей на третьем снимке. Патетичный, вызывающий сочувствие музей впустую потраченных усилий, подумалось Себастьяну.

Браудель осторожно толкнул ведущую в рабочую комнату дверь. Не заперто. Стоя на пороге, они наблюдали за Пикселем, погруженным в неестественно яркий и сочный мир компьютерного леса. Тот что-то бормотал на непонятном языке.

– Пиксель, как поживаешь? Как твой Nippur's Call? – оттарабанил Себастьян самым естественным и непринужденным тоном, на который оказался способен.

Ответа не последовало. Пиксель, казалось, был слишком поглощен происходящим на экране монитора.

Себастьян положил ему руку на плечо и тут же получил мощный удар кулаком. Пиксель вскочил и вплотную приблизился к Себастьяну.

– Ты его не узнаешь? – спросил Браудель. – Не может быть. Это Себастьян.

– Ларакрофт! – закричал Пиксель. – Ларакрофт! Ларакрофт!

Браудель вклинился между ними и попытался развести на безопасное расстояние. Пиксель навалился на них обоих. Тогда Браудель чуть сместился в сторону и, сделав легкое движение, уложил Пикселя на пол. Тот беспомощно упал на живот.

– Так ты мастер боевых искусств, – заметил Себастьян, пытаясь прийти в себя после пережитого страха. – Это отсюда твой шрам?

– Нет, в пять лет меня укусил боксер.

– Видать, хорошо хватанул, раз шрам так и не сошел.

У Себастьяна болела рука. Глаза Пикселя были пусты. Он их совершенно не узнавал.

– В какой-то мере я его понимаю, – снова заговорил Браудель, усевшись за стол. – После смерти мамы я был просто невменяем. Иногда мне кажется, что я до сих пор остался таким же. Мне помогает молчание. Тишина. Мои мысли сводят меня с ума – они все крутятся и крутятся без остановки, как заведенные. Но я не собираюсь сводить с ума остальных.

– Инес намекнула, что тебе пришлось несладко.

– Да уж. Это верно.

– А что случилось с тобой?

– У мамы обнаружили рак в последней стадии. Один из тех случаев, когда организм потихоньку разрушается и умирает. Ночь за ночью она страдала от жутких болей, и я вместе с ней.

Он немного помолчал.

– Однажды она сказала, что больше не может это терпеть и хочет покончить с собой. Умоляла помочь ей. Я много думал, и однажды утром, проснувшись, я встал, взял подушку и, зажав маме рот и нос, задушил.

Себастьян посмотрел Брауделю в глаза. Неужели он говорит серьезно? Они столько времени работали вместе и никогда не говорили о личном. Браудель выключил компьютер.

– Я убил ее, но это было самоубийство, – продолжил он. – Меня никто не понял. Я отсидел в тюрьме для умалишенных семь лет.

– А здесь никто об этом не знал?

– Я не из Рио. И приехал сюда, потому что тут никто обо мне не слышал и не знал о моем прошлом. Ползли какие-то слухи, но не более того.

– Инес говорила, что поместит тебя на обложку своей книги.