Цифровые грезы

Смуглая девушка в очках и туфлях на таких тонких и высоких шпильках, что больше походили на штыри для охоты на вампиров, протянула ей фотографию модели в бикини, которую собирались поместить на рекламный календарь одной из авиакомпаний. Патрисия внимательно осмотрела снимок и попросила, чтобы увеличили глаза и сузили талию. Затем они снова вернулись к ней в кабинет.

Наталья фотографировала плакат — развалившийся в снегу полярный медведь. Себастьян подошел поближе и прочитал надпись в нижнем правом углу: «Каникулы в Антарктике». Что-то не так. Только вот что?

Патрисия расписала ему амбициозный план: согласно ее словам, они в три месяца могут заполо-нить страну Цифровыми Созданиями. Кто-то может покупать и коллекционировать кукол с взаимозаменяемыми телами и головами, кто-то календари, открытки и плакаты. Они договорятся с порталом, который будет предлагать их продукцию on-line.

Это придется сделать, даже если тебе не очень хочется, — заявила исполненная энтузиазма сестра. — Не мы — так другие. Патента у тебя нет, тор-гового знака тоже. Ты не защищен даже фиговым листком. Тебе кажется, что это только вопрос денег, но тут речь идет и о самозащите.

Патрисия права. Он мог бы подумать над ее предложением раньше, и не пришлось бы связываться с Цитаделью. Он вынужден был так поступить, чтобы подзаработать и иметь возможность предложить Никки… Но это не оправдание. Он прекрасно знает, что основным мотивом его согласия на работу в Цитадели были не деньги.

— Сколько?

— Fifty-fifty[44].

Себастьян представил себе Цифровых Созданий, заполонивших весь город и всю страну. Химеры повсюду. Куклы с телом Ракель Уэлч и головой Че в рюкзаках школьников (рыжая девчонка щелкает их на свой «гёймбой»). Вгоняющие в дрожь календари — голова Варгас Льосы и тело Маргарет Тэтчер. Открытки с телом Монтенегро и головой добряка-мэра.

Это уже слишком. Заявив Патрисии, что он не согласен, Себастьян выскочил из офиса, хлопнув за собой дверью.

На следующий день Исабель вела себя так, будто в прошлый раз между ними ничего не происходило. Она отдала ему папку и попрощалась.

Себастьян остановился в дверях. Он собирался что-то сказать, но Исабель знаком попросила его молчать. Затем бросила быстрый взгляд вправо, влево и на потолок, словно пытаясь удостовериться, что их не записывают. Ее губы сложились в беззвучное слово: «У-хо-ди-те». И снова: «У-хо-ди-те». По-крайней мере, так показалось Себастьяну. Отсюда? Из Цитадели?

Исабелъ развернулась и направилась к столу. Себастьян вышел из кабинета, на ходу разглядывая содержимое папки.

На этот раз его заданием было уничтожить дядю Юргена. Юрген, легенда его детства, который время от времени приезжал за своим племянником в Дон Боско на красном мотоцикле с коляской, вызывая жгучую зависть ребят. Он был такой славный, всегда делился сладостями и катал по кругу, пока ребятня толкалась в ожидании родителей. Себастьян надевал шлем и представлял себя вторым пилотом самолета времен Первой мировой войны, отважно встречающим огонь неприятеля, затаившегося на соседних улочках. Ветер бил в лицо, и Себастьян был безмерно счастлив. Через несколько лет, с падением Монтенегро, в газете написали, что дядя Юрген возглавлял военизированную группировку на службе у диктатуры. Дядя бежал в Бразилию, и многие отлично знавшие его приятели Себастьяна стали отнекиваться от знакомства, утверждая, что в жизни не видели этого человека. Иные пересмотрели свои воспоминания и уверяли, что он был пренеприятнейшим типом, садистом, не упускавшим случая ударить кого-нибудь из ребят. Себастьян же всегда вспоминал о дяде Юргене с нежностью, полагая, что тот вполне мог заменить ему отца. Ему даже представлялось, как дядя Юрген просит руки его матери, навсегда избавляя бедняжку от трагических романов. Дядя был умным и чутким человеком. Промилитарист? Было огромным разочаровнием узнать об этом, но Себастьян не собирался переписывать прошлое..

Сидя в своем кабинете в Цитадели и глядя на фотографию дяди Юргена, Себастьян не мог оторвать глаз от его широкой искренней улыбки — единственный штатский среди толпы пьяных военных — и задавал себе один и тот же вопрос: почему, черт побери, он с легкостью переписывал прошлое других людей и был не в состоянии сделать то же самое с прошлым дяди? Может, потому что его жизнь — это его жизнь, а жизнь других людей — это жизнь других людей. Единственное, в чём Себастьян был совершенно уверен, — он не способен стереть с этих снимков дядю Юргена. Он не хотел добивать его, заканчивая работу своих собратьев по цеху.