Цифры

Если чувственно воспринимаемое море, единое по своей природе, цвету и вкусу, когда к нему примешиваются многочисленные реки, имеющие различный вкус, не только не меняется согласно с их особенностями, но без труда полностью обращает их в свою природу, вкус и цвет, то насколько больше море умопостигаемое, безграничное и неизменное, которое есть Бог-Отец! Когда умы возвращаются к Нему, как реки в море, то Он полностью обращает их все в Свою природу, цвет и вкус.

Потому и существуют числа между телом, душой и умом – из-за различий в волях. Но исчезнут те имена и числа, которые приобрёл ум в результате движения.

И не просто потому, что исчезнут все различия, но они исчезнут потому, что не станет тех, кому они будут необходимы. Имена же и ипостаси Сына и Духа не прекратятся, ибо у них нет начала и нет у них конца.» 12

Да-да, я поняла. Впрочем, ты всегда ровно так и считал. Спасибо, что вновь ответил.

Но понимаешь, в жизни я видела больше земного, чем ты – ты же всегда больше видел Бога. И того, что всегда было под силу тебе, никогда не смогла бы достичь я, как бы я ни пыталась.

Можно видеть многое, но не видеть главного, и двери, о которых ты говоришь, для меня не то что закрыты: они мне даже не видимы.

Да, ты всегда был прав. Если я умру, я сольюсь с Господом. Потеряю имя, став частью Его. Но я не могу, не могу на это решиться! Я не могу больше, я устала жить, но я не могу позволить себе оставить старушку в одиночестве, как ты оставил меня.

Да, смерть для всех нас – это счастье, это праздник, конец страданий, но, послушай, ты исчез, а я осталась жить! Не год, не два – тысячелетия! Это было мучением. Мучение не знать, что я могу прийти к тебе и обнять тебя. Мучение знать, что, напиши я тебе хоть тысячу писем, ты не прочтёшь из них ни одно. И я не хочу, не хочу такой же судьбы для старушки, которая стала мне матерью, я не могу позволить себе быть настолько же неблагодарной. Я не могу оставить её, как это сделал со мной ты.

Но ты всегда был смертен. И всегда был близок к Богу. И всегда общался с ангелами.

А я бессмертна, и проклята, и смерть теперь – это мой выбор. Впервые за тысячелетия я получила право на неё согласиться. И не смогу.

Глава 10. Возвращение домой

Мария Луиза Вайсман (1899-1929) «Возвращение домой»

из сборника «Лесное сердце», пер. А. Чёрного

Не узел ли берёзовых ветвей меня принёс?

Ступни врастают усиками в корневые сети.

Запруды глаз накрыло облако стрекоз,

И тёплый ветер выдыхая на рассвете,

Я отправляю мягкую волну

По никнущим соцветиям волос.

Побеги пальцев в полудрёме гну,

Подмышкой приютив снующих ос –

О, я была – и лес, и глубина, и звук,

Мои ресницы вяли вечерами.

Ты слышишь: далеко, как дятла перестук,

Моё лесное сердце за холмами.

__________

Когда я был маленьким, мы с родителями ездили на горные озёра в пятидесяти трёх километрах от нашего города. Я помню не так уж и много. Помню лазорево-янтарных зимородков: они пикировали в воду и выныривали с мелкой рыбёшкой во рту. Помню запах смолы в лепестках шишек голубой ели – я выковыривал её и ел тайком от родителей. А ещё я помню синеву воды, от которой кружится голова. Воды настолько прозрачной, что хочется рыдать. И сколько бы тебе ни было лет, тебе кажется, что войдя в эту воду даже по самую макушку, ты продолжишь дышать. Потому что если не в этой воде – истина жизни, духа и красоты, то в чём вообще.

Когда я смотрю в глаза моей дочки, я вижу в них не зрачок и радужку, а два водоёма из тех мест. И мне становится так страшно. Потому что это моё дитя, но у меня нет ни малейшего ощущения, что я хоть как-то оказался причастен к созданию этого существа. Я так люблю её, что без задней мысли отдал бы за неё жизнь и перерезал бы глотку каждому, кто посмел бы её обидеть, но я ни чуточки её не понимаю.

Лена справляется лучше. Она успокаивает меня, говорит, что всё хорошо, и «у всех папочек бывают такие проблемы, не волнуйся, ты отлично справляешься, ты самый замечательный отец на земле», но я же вижу, что между мной и дочкой есть какой-то непреодолимый разрыв. И это она ещё маленькая. Что же будет, когда ей будет шестнадцать.