«Цигун и жизнь» («Цигун и спорт»)-03 (1994)

Тянь Минмин и двое их спутников со стороны с интересом наблюдают за происходящим. Оуян Хуэй продолжает с улыбкой спокойно смотреть на монаха. Последний молча и безмятежно восседает перед гостями. Один из сопровождающих вежливо говорит монаху:

— Его зовут Оуян Хуэй, он изучает цигун и особые способности человека. Его исследования также включают буддизм и чань.

Оуян Хуэй знает, что такое представление здесь совершенно неуместно, однако остается спокойным.

Монах произносит фразу:

— Истинная вера не нуждается в чудесах.

Оуян Хуэй соглашается:

— Чудеса не могут изменить карму.

Затем он почтительно говорит, что был бы очень признателен, если бы учитель коснулся проблем чань-будцизма.

Монах говорит:

— Вы — вне монастыря, я — в монастыре.

— Да, — отвечает Оуян Хуэй. — Плоть там, где нет людей, — и истина там, где нет людей; плоть там, где люди, — подобно вхождению туда, где нет людей.

Монах спрашивает:

— Где вы были вчера?

— Не помню, — отвечает Оуян Хуэй.

— Где будете завтра?

— Не знаю.

— Как вам чай? — монах показывает на чашку, стоящую перед гостем.

Оуян Хуэй отпивает глоток и, ни слова не говоря, смотрит на собеседника.

— Монах улыбается:

— Можете уходить.

Оуян Хуэй встает и прощается. Остальные следуют за ним в немом недоумении.

— Выходите не через дверь, — говорит монах.

Тянь Минмин и местное начальство в полной растерянности смотрят на единственную в помещении дверь, затем — на окно.

Оуян Хуэй, улыбнувшись, отвечает:

— Корень не имеет внутреннего и внешнего, также не имеет вхождения и выхождения. Сказав это, он переступил порог двери.

— Не ты ли обронил это? — окликнул его монах.

Оуян Хуэй не стал оборачиваться. Остальные же остановились и стали смотреть.

— О чем вы говорите? — спросили они. Монах приподнял руку и показал на пол:

— Он не ронял. Значит, вы уронили.

На полу ничего не было.

Выйдя из монастыря, спутники Оуян Хуэя забросали его вопросами.

— О чем это вы там так загадочно и непонятно говорили?

Оуян Хуэй улыбнулся:

— Ничего загадочного не было. Говорили так, как положено говорить.

— Монах сказал, что вы что-то обронили, почему вы не обернулись, чтобы посмотреть?

— Но ведь там ничего не было!

— Значит, вы знали, что он испытывает вас, да?

— Да нет, дело не в каком-то испытании. Это обычный диалог людей, находящихся в состоянии чань.

— Когда он сказал, что вы обронили предмет, вы знали, что вам на это надо ответить, необорачиванием к нему?

— Это была спонтанная реакция, возникшая из состояния чань, в котором я находился, совершенно естественная и интуитивная.

— А почему он сказал, что это мы обронили? И что обронили?

— Подумайте! Может быть, следы от ваших ног! — Оуян Хуэй усмехнулся.

— Когда он указал не выходить через дверь, ты что-то ответил и вышел. Какой здесь смысл? — спросила Тянь Минмин.

— Если следовать обычной логике, то выйти можно если не через дверь, то только через окно. Но чань предполагает отказ от логики, в противном случае оттуда вообще нельзя было бы выбраться: ведь он мог запретить выходить и через окно.

— Оставалось бы только проходить сквозь стены, — пошутила Тянь.

— Отбрось оковы логики — и нет ни внутреннего, ни внешнего, ни дверей. Выходи да и все, и не надо проходить через стены или еще что-то выдумывать.

— А почему вы ничего не ответили, когда он спросил вас о чае? — спросил один из чиновников.

— Разве можно выразить вкус чая с помощью слов? Если, скажем, вы не пили чай, то как я могу объяснить вам, какой у него вкус, чтобы вы почувствовали его? Или как вы можете из моих слов понять, каковы мои вкусовые ощущения? Это не выразимо словами.

— Это и есть чань?

— Да! Нет разницы между вопросом о чае и вопросом о чань. Сказать, что такое чань, так же трудно. Поэтому передача идет «от сердца к сердцу».

— Когда меня будут спрашивать, что такое чань, я буду в ответ сидеть и молчать, — засмеялась Тянь Минмин.

— Никакой это будет не чань. Нельзя использовать в разных случаях один вид ответа. Еще раз повторю: все действия и слова в чань должны быть спонтанными, импровизированными, они не должны повторяться. Они возникают внезапно, по наитию. Поэтому все настоящие чань-фразы всегда совершенно новы. Чань — это живое, не-чань — всегда мертвое.

— Что же все-таки есть чань? Что же все-таки есть прозрение Хуэй Нэна?

— Разве я вам не рассказал уже все? Ну, хорошо, вы слышали притчу «Показывать цветы, улыбаясь»? Нет? Ну послушайте.

Будда стоял на горе Линшань перед учениками и двумя пальцами брал цветы и показывал их им. Ученики молча смотрели, не понимая, что имеет в виду Учитель. И только один из них — Мохэцзяе (кит. транскр. — Прим. перев.) — расплылся в улыбке. Будда сказал: «Истинный Закон, о котором я говорю, спрятан в глазах, нирвана — в сердце, истинная форма не имеет формы, утонченный закон не выразишь словами, не передашь другим. Поручаю тебе, Мохэцзяе». Это главная чаньская притча. Вдумайтесь в нее, и вам все станет ясно.

— Между Буддой и его учеником, очевидно, возникла телепатическая связь? — спросила Тянь.