Разломы в Бездну все, даже в Сораане, были разорваны проклятием, но этого было мало. Как ни старался Юнсан, оставались Старшие, что, пусть и растеряли чувства, однако были в сознании. Хоть теперь это было похоже на пытку, но Заан и Цен могли контролировать остальных. Сораан всё больше походил не на город, а на псарню. Но отруби вожаку голову – и Бездна породит ему замену, это знал даже Тао.
«– Если Бездна не может создать кого-то на замену, пока асура жив, почему вы не поймали до сих пор Заана?
– Я боюсь, если бы это было так легко, то он всё равно убил бы себя, чтобы кто-то пришёл вместо него.
– А вы поймайте так, чтобы он не смог этого сделать».
Юнсан вспомнил эти слова, когда следил за колдунами, что придумали печати.
И однажды он вернулся в Сораан.
Но не для того, чтобы драться.
И лун-ван был первым, кто сотворил печать, что способна заковать демона.
И запечатал он в ней Третьего Старшего, отвечавшего за порядок и закон в Бездне, а печать бросил в центр океана, дабы никто и никогда не смог его освободить. Речь Бездны обернулась против самой Бездны, и знание это дошло до шэнми.
Запертый в печати, Заан не мог умереть. Но и выбраться тоже. А, значит, у асур никогда больше не будет вожака.
И несмотря на то, что разломы в Бездну всё равно открывались раз в год, хотел этого Юнсан или нет, несмотря на то, что Цен успел сбежать, а Ида создала проклятых, это всё были лишь трудности, которые стоило решить, чтобы навсегда отрезать Бездну от Цияна и избавить этот мир от Тени.
Пройдут годы, и обезглавленная, движимая лишь голодом Бездна пожрёт сама себя.
По крайней мере, должна.
А где-то на крайнем севере, что люди назовут Линьцаном, мёртвое сердце Оэлунна сделало удар.
Эпилог. Отвращение
Под ногами хрустела зола и обугленные куски черепицы. Пахло гарью, разрухой и сыростью, а каждый шаг поднимал в воздух густые пепельно-серые облака, противно липнущие к одежде и босым ступням.
На четвёртую неделю без работы Дэмин совсем отчаялся. С тех пор, как его вышвырнули на улицу, он уже долгое время жил впроголодь, и теперь с нарастающим беспокойством ощущал, что слабеет не по дням, а по часам. Его постоянно клонило в сон; тело становилось тяжёлым. Сегодня утром он с трудом разлепил глаза и подумал, что вскоре настанет тот день, когда он уже не сможет подняться.
В мастерской господина Тан можно было надеяться хотя бы на тёплый угол и чашу риса, а на воровстве и попрошайничестве долго не проживёшь. За воровство легко было расплатиться руками, а прохожие гораздо чаще пинали его, чем снисходили до подаяния.
Когда Дэмин впервые пришёл сюда, его привело любопытство. Люди собрались со всего города – оглушённые, с дикими взглядами, жаждущие мести за пережитый кошмар. Они следили за пожаром, пляшущим на изогнутых крышах, за треском голодного пламени, стремительно пожирающего хрупкие деревянные дома. Солдаты в драконьих масках щитами оттесняли толпу от огня и дыма, а жрец за их спинами сыпал проклятиями и долго что-то кричал. Цепенящий ужас, сковавший столицу в последние дни, быстро сменился злобой; за громкими речами слышались одобрительные возгласы из толпы. Жгли резиденцию придворного мага, человека, которого называли шэнми – человека, которого должны были казнить на рассвете, но позволили ему унести с собой жизни сотен людей.
Жрец говорил о жертвах, о чёрной магии и преступлениях перед Небесами, и его слова, казалось, заставляли ревущий пожар гореть ярче. Огонь поднимался волнами, принимая зловещие формы; здания складывались, заменив тротуары обрывами, заглушая крики по ту сторону ворот. Сжигали всё, что было связано с шэнми: от проклятых печатей до последней челяди из прислуги, чтобы не осталось ни следа, ни воспоминания, ни даже тени его. Огонь должен был очистить землю и осквернённые души, но Дэмин чувствовал в этом пламени что-то другое, знакомое, что-то ещё. Люди пятились, не в силах оторвать взгляда, заворожённые ужасом, а он застыл на месте, повернув лицо к бешено мечущимся теням.
И, когда пламя затихло, он впервые услышал. Услышал звук, тихий, как шёпот, зовущий его за собой.
Дэмин ещё раз огляделся, убедившись, что вокруг никого нет, и бесшумно проскользнул за ограду. Маленький, тощий и лёгкий, он ловко взлетел по камням и пролез через узкий пролом, цепляясь за уцелевшие булыжники костлявыми руками. Спрыгнув на землю, тут же метнулся за угол и затих, осторожно выглядывая в поисках патруля стражи.
Судя по всему, охрана стояла только у ворот и самых крупных лазеек. Основные силы гарнизона требовались для того, чтобы оцепить юго-западный квартал и подавить беспорядки; мародёры, конечно, воспользовались этим, чтобы вынести всё, сохранившее товарный вид. За два месяца Лоян так и не оправился от трагедии, а к пепелищу люди боялись не то что подойти – лишний раз взглянуть на него.