Цикады

Тем временем в другом племени начинается голосование на вылет. Вокруг каменного истукана собираются люди. Горят огни, звучит тревожная музыка. Все уверены, что уйдет слабейший участник, но многие голосуют за самого активного и агрессивного: «От него суеты много», — комментирует один. Девочка не может определиться, нравится ей этот мужчина или нет. Обычно она болеет за самого молодого или самого красивого — как за Диму из другой, музыкальной передачи.

— Вы приняли свое решение.

Уходит слабейший. На этом выпуск заканчивается, идут титры и анонс следующей серии.

Кто выдержит, а кто сломается? Кто сможет выжить, а кто станет обузой? Экстремальные условия покажут, кто чего стоит. Смотрите через неделю. Ждать осталось недолго.

Музыка становится все громче. Она любит эту песню и тихонько подпевает.

Не свой, не чужо-о-ой… [1]

Тут дверь открывается, и в комнату заходит женщина:

— Вот так я и знала! Я что тебе говорила про телевизор по ночам?

— Ну мама, завтра же нет школы.

— Хватит, и так глаза посадила. Не отлипаешь уже! Тебе вообще такое рано смотреть.

Мать выдергивает кабельный шнур и уносит с собой. Девочка поджимает губы: ну ничего, передача все равно закончилась, а по воскресеньям ничего интересного не показывают, только для детсадовцев всякое.

Она ложится спать, а в голове играет песня из другого шоу:

Ее зовут Маша, она любит Сашу, а он любит Дашу, и только ее… [2]

Когда она вырастет, пойдет на эту передачу. Найдет себе такого же красивого, как Дима, выиграет, а потом поедет на Евровидение.

Обязательно.

28 дней до

В дверь ванной стучали.

— Лена, ты там уснула, что ли?

Выключила воду в душе и встала с поддона. Запотевшее стекло отъехало в сторону, открывая такой же запотевший, мутный мир. Протерла очки углом полотенца, надела и глянула в затуманенное зеркало. Его протирать не стала — и так знала, что зрелище будет печальным. Resting bitch face [3] — недавно вычитала, как называют таких, как она.

Открыла матери, та влетела внутрь, задрала юбку-карандаш и села на унитаз. Раздалось журчание.

— Баню опять устроила. Что ты здесь намываешь столько времени? По два часа сидишь. А глаза чего красные?

— Раствор пора менять.

— Давно бы уже коррекцию сделали.

Себе-то она чего только не сделала. С последнего похода угол рта не опускается, из-за чего лицо искажено вечно улыбающейся гримасой.

— Не хочу, — она сказала упрямо и нырнула в кухню.

Телефон, оставленный по неосторожности на столе, уже сменил свою дислокацию — лежал экраном вверх. Лена взглянула на экран: одно новое сообщение, прислал только что.

«Она уезжает на выходные»

          «И что?»

Гена набирал сообщение, но так ничего и не отправил. Возможно, тоже сейчас под присмотром — тем же настойчивым женским взглядом, что и она, только жены, не матери. Хотя каждая жена и мать, и дочь мужу своему. Она так и видела, как Гена сюсюкается с женой вечерами, после того как они уложат дочь, как он бормочет ей всякие глупости, а она ему отвечает, называя только их собственными прозвищами, как он целует, ласкает — словом, живет в браке, пусть и отмеченном таким небольшим изъяном, как регулярный виноватый трах на стороне.

— Ты вчера поздно пришла, — мать закинула первую удочку.

— Гуляла.

— До одиннадцати?

— Да. А что? Сама говорила, я слишком бледная, — как обычно, изобразила дурочку.

Мать отступила, перегруппировалась и начала новую атаку. C усилием подтянув второй уголок рта, она просюсюкала:

— Ленусик, если бы у тебя кто-то был, ты бы мне сказала?

— Конечно, — привычно соврала. Отпила чай, вылила остатки в раковину и поставила рядом грязную чашку.

Мать не отставала:

— Ты мало ешь.

— Не люблю по утрам. Тошнит.

— У тебя и месячных в этот раз не было, — кивнула на календарь. С приходом менопаузы она переключилась на дочь, напоминая о подтикивающих часиках. Вот только зря.

Лена поняла и усмехнулась:

— Я просто не отмечала.

Мать угукнула и продолжила жечь взглядом уже с порога спальни, пока Лена одевалась. Разглядывает, поняла она, и встала спиной.

— Ты ведь не стала бы от меня что-то скрывать, да? — допытывалась тем самым, нарочито заботливым голосом, который включала в кабинете директора.

— С чего бы вдруг? — Лена натянула свободный свитер и брюки с завышенной талией. Спутанные волосы стоило бы расчесать, она знала, но сил на это не было, так что просто завязала в пучок и убрала наверх.

Мать покачала головой.

— Накрасилась бы, не девочка все-таки. — И добавила уже в спину: — Во вторник на замену Гене выйдешь. У него аттестация.

Лена могла бы возразить, как она делала когда-то давно, когда только пришла в эту школу после прошлой, что психолог — не учитель на замену и не массовик-затейник, что так нельзя, что это непрофессионально, что это размывает границы. Но не стала.

Мать все еще что-то говорила, но Лена перевела ее в режим белого шума.