Продолжая гладить конскую шею, Аюна протянула вторую руку конюху за новым яблоком. Ей вдруг почудилось, что она ощущает мысли животного. Тому явно было не по себе. Чужое место, избы, многолюдство, запахи, шум — все это совершенно не походило на привычный ему свежий простор заливных лугов.
— Мы с тобой поладим, — шепнула коню девушка.
Конь глянул на нее ясными голубыми глазами, ткнулся носом в ладонь, выпрашивая еще яблочко. Царевна почувствовала, что он и впрямь ей верит.
— Пойдем туда, где простор, — ласково позвала Аюна. — Там ты сможешь пуститься вскачь…
Конь, будто соглашаясь, нагнул голову и радостно фыркнул. Аюна ухватилась за переднюю луку седла. Станимир тут же шагнул к ней и подставил руки. Но Аюна привычным движением взлетела в седло с края помоста. Жеребчик тут же взвился на дыбы. Царевна прильнула к его холке, обхватив шею и мягко уговаривая коня:
— Не гневайся, я легкая! Идем, там много травы и простора…
Золотистый скакун прислушался. Танцуя, переступил с ноги на ногу и пошел, будто повинуясь словам царевны.
Вереница конников двигалась шагом. По обе стороны дороги простирались пестрые увядающие луга. Справа зеленела опушка соснового леса, слева блестели воды широкой реки, плавной дугой уходившей к югу. Солнце то и дело выглядывало из облаков, вспыхивая в зеркале вод и обливая золотым сиянием окрестные рощи. Казалось, сами боги радуются яркому и щедрому осеннему дню.
Впереди княжьего поезда, примерно на расстоянии полета стрелы, виднелся конный дозор. Не то чтобы Станимир кого-то опасался. Но кто-то должен был оповестить прохожих и проезжих: едет вождь лютвягов, освобождайте путь!
Аюна ехала во главе воинов, рядом с Станимиром. Князь развлекал царевну забавными историями из своей жизни, заставляя девушку то и дело смеяться, а порой и хлопать в ладоши от восторга. Нарочно для него Аюна не стала снимать кожаный доспех и шлем. Хоть ей было с непривычки неудобно в жесткой кожаной рубахе — не натереть бы кожу к вечеру! — она ощущала себя красивой и грозной воительницей. И главное, всякий раз, как Станимир останавливал на ней взгляд, Аюна ясно видела, что князь любуется ею.
Однако всякий раз, когда она улыбалась, то непременно чувствовала на себе обжигающе неприязненный взгляд ехавшего по левую руку от вождя сумрачного Шереха.
— Чем он опять недоволен? — наконец не выдержала Аюна.
Станимир перевел ее слова соратнику. Тот заговорил, через слово кивая на царевну, но при этом глядя куда-то сквозь нее. Речь его звучала так жестко, что даже с лица вождя вендов сошла обычная легкая улыбка.
— Что он сказал?
— Говорит, что я оскорбляю воинов, добывших тебя в бою. Храбрые лютвяги, мол, погибли не ради того, чтобы я обращался с тобой как с высокой гостьей… Шерех считает, что пленнице подобает идти в путах, держась за хвост коня, а не разъезжать в доспехе и уж тем более с оружием. Если бы он хотя бы на миг допустил, что ты сможешь им воспользоваться, непременно решил бы, что я совсем спятил…
— И ты позволяешь кому-то говорить себе такие слова?! — возмутилась Аюна. — Ты же их царь!
— Не царь, лишь военный вождь, — терпеливо повторил Станимир. — А Шерех — первейший из моих воинов. Да, его не всегда приятно слушать, но в его словах не бывает лукавства.
— Вот как? Ну раз он считает, что я не умею пользоваться луком, то… — Аюна оглянулась. — Полагаю, ему хватит отваги встать у во-он того дерева и взять в руки шишку?
Она указала на раскидистую сосну, растущую у опушки леса шагах в ста от всадников.
Станимир поглядел на нее с любопытством и, посмеиваясь, пересказал Шереху предложение царевны. Тот скрипнул зубами и что-то прошипел.
— Он говорит, что не подряжался играть в девичьи игры, — немедля перевел князь. — А я, пожалуй, сыграю!
Воины остановились. Князь спешился и неторопливо зашагал к стоящей в отдалении раскидистой сосне. Среди воинов послышался ропот, но князь взмахом руки призвал их к молчанию. Шерех метнул свирепый взгляд на Аюну и напоказ положил пятерню на рукоять саконского клинка.
"Ждет, чтобы я промахнулась и поранила Станимира, — подумала Аюна. — И тогда этот зверь с удовольствием меня зарубит! И ведь никто не шелохнется, чтобы встать на мою защиту… Но я не промахнусь. С чего бы?"
Она открыла налуч, вытащила лук, привычным движением снарядила тетиву, убедилась, что та хорошо села, наложила стрелу. Кинула взгляд на стоящего у дерева Станимира. Тот стоял, держа в поднятой руке большую сосновую шишку. С того места, где остановились воины, цель была еле видна. "Может, не надо было так далеко… Мало ли случайный порыв ветра…"
Аюна призвала Исварху, моля дать точность выстрелу. Станимир расслабленно стоял возле дерева и, как обычно, улыбался.
Царевна подняла лук, прищурилась и потянула тетиву к щеке…