Цикл, который бьётся

Антураж площадной местности в закате. Проталкиваю разговор с уважаемым в чём-то стариком. Китчевая внешность престарелого умника. Помнится, вербальные дыры выдавали дрыгу, но аудиорованные сведения темы не приходили в запоминание. А кто этот человек? Она его ученица или компаньон;. быть может, за ними родственное связи? Бледный соблазн и чёрно-красная оправа. Три туманных кадра дальше и объединены беседой уже мы. Сновидение спустя, и я простаиваю в центре маленькой гостиной. В доме старой женщины без самой хозяйки. Через пошарпанную оконную раму проявляется всё та же отягощающая белизна. Девичьи пальцы, обвитые несколькими парами колец. Чёрно-красная оправа. В морфийном эфире за последующие два с чем-то года я отловлю эту фигуру около пяти раз.

Что до первой внесетевой встречи, её изначальная плановая сторона порушилась на момент наступления дня ожидания. Заранее обсуждаемая обстановка должна была обозначаться для нас на кладбищенском участке. Ты подумаешь, в моём выборе был какой-то шарм. Покойницкое спокойствие и никаких динамик урбан. Отнюдь. По мне предложение вырисовывалось таким же актом: распёртым от претензии на дикую провокацию, глуповатым и пошло-вычурным. А явился сводкой о кольцевых рефлексах пчёл, новостью о кончине неизвестного мне мальчугана, вверившего себя в «синие» сетевые розыгрыши, ностальгией о непонятом мною по описанию парняге из детских времён, получкой лёгких денег от солидного в своих хмельных щеках мужика, жившего формально в моей квартире.

И помешанностью:

« – Не люблю такое дело: ходить по вечерам. Кучно здесь. Я про людей.

– Есть такое. Ходят откуда-то. Куда-то. Всё копошатся. Уходят по утрам на рабочий забег, возвращаясь при темноте черепа. Промежутки набивая тягучим бытом. Без фокусировки на то, чего по-настоящему им надо, а не от них. Деньги-деньги. А поживём мы потом. Попозже…

…мусор»

Подчинёнными привычкой поступями, манимый горючим языком, я провожал тебя обратно. Этот твой ход… Женщина, ты пропихнула меня в зону за две минуты одним популистским монологом вскользь. Если тебе показалось, будто за тобой наличествует шанс единожды очароваться сторонним индивидом и с концами выскоблить обо мне только кривую марку в бытности дневнике, ох, дорогая. Моя прерогатива поражать девичий мир не один период. Подобное ведь не кончается, да?

После. После я вычленил из сетей заменитель клавишного инструмента, и мой новый навык обдался ахом бабезиды. Мы организовали людоманское предприятие на три часа. Готовился я изрядно: сковородочная пиццеобразная стрепня, продукты быстрой покупки, намытая для сбивки смущения от летних запахов кожа. В надежде держу, что тобою были оценены мои трепыхания. Скажу, однако, вычистить от жарева посуду для приготовлений я не успел к тому часу, как ты приступила гостить в давний тот день. Запрятал я её в печку. С чистой, как кожа, совестью приструню твоё читательское бунтовство. Как мы расстались на перекрёстке, так по возвращению я избавился от недочёта. Ювелирно. С избытком.

Поездка в прилегавший к близости город? По твоим словам, не было за нами никаких мотивов прилагаться к такому делу. Из требований интереса увидеть действия собственными белками, думаешь? Вполне возможен и такой энтузиазма предлог. Принимая ко вниманию, как я попкорном подкармливал брезжащих школяров, основание на «прокатиться», очевидно, ни в коем разе не стояло за социально-политическую активность. Тебе пока не известно, но в том дне присутствуют два эпизода…

Мы пристроились в парке в сцепке наушников. Площадка образовывала круговерть. Одна из скамей обладала над собой ещё парочкой. Они совершали губные объятия. По проводам гарнитуры заведомо нет, и ни разу не появится возможности попасть в твои думы, что жаль. Существует предположение, моё, ты не возразила бы мне, если бы я попытал подражание на твоих губах. Этого не воплотилось. Акт в действительном окружении был потрачен из-за, не знаю, конфузливости, по всей видимости. Если пуститься в глубокие домыслы, могу выдвинуть, что тебе и хотелось повторить за ними видимый акт, но никак не с моим участием. Или нет.

Два прописал? Да, позднее грандиозного приключения двумя oversocio-субъектами по поиску автовокзала, уже в дороге. Оседлали места в конце маршрутного такси, и твоя фигура поместилась напротив меня. Тонкая белая верёвка соединяла стороны сидений с обеих сторон. По мою и твою. Вспомнить проблематично, кто наперво стал подёргивать её. Единично воспроизводится кадр твоих пальцевых движений. Умилительно. Дорогая. Механика любвеобильности концентрировалась на желании лапидарного соприкосновения с поверхностью восково-девичьей кисти. Быть может, в ответ ты бы выделила мне к дневнику нежащийся автопортрет. Или нет.

Пропуск. Пункт. Октябрь. Вся оставшаяся численность летних дней не сводила нас к взаимосвязи. Персональной. Не принимая в расчёт сцену переписки с этаким содержанием:

– Мне показалось, что когда ты говоришь про симпатизирующего тебе человека, разговор затрагивает меня.

– Хахах, нет. Совсем нет.