Цикл «Просветители». Серия «Заповедник человечества». Книга первая: Стороны монеты

Двор выглядел так, словно тут бушевал шторм. Все было разбито, снесено и разметано по всей округе, а у выхода на пляж лежала размазанная туша какой-то твари. В момент буйства Святогор себя почти не осознавал и потому даже вспомнить не может, как эта тварь выглядела изначально, а в том, что от нее осталось, узнать хоть что-то привычное было нереально. Но выход из дома, как и дыра в стене, что вела не на пляж, а прочь с острова, находились по другую сторону, а потому взору Святогора предстала лишь малая часть разрушений. Однако даже этого количества хватало, чтобы вызвать у Святогора чувство недовольства относительно того, что на восстановление уйдет очень много времени. Святогор прошел через северо-восточную дыру в стене и направился к старому туннелю, что соединял остров с большой землей и мертвым городом. Туннель находился между школой и старыми очистными сооружениями на Белом острове, который соединялся с Канонерским островом небольшим мостом. Сам туннель был давно завален и затоплен, но Святогору был нужен не сам туннель, ибо переправой на другой берег служили бетонные плиты и металлические конструкции, которые остались от старого ЗСД. Битый бетон и металл лежали в канале подобно разбитому мосту. Местами можно было пройти спокойно, а местами приходилось прыгать, а у самого берега и вовсе взбираться на заваленный портовый кран, а от него по ржавым вагонам поезда. Но зато дальше путь был проще. Вдоль руин ЗСД с острова Святогор попадал в район Кировского завода, древнейшего в Питере, от которого остались лишь ржавеющие руины. Однако путь Святогора лежал через парк Екатерингоф, который превратился в плешь, что покрывали мертвые скелеты деревьев. Парк походил на музей восковых фигур, где каждое дерево, словно неподвижная кукла, почему-то напоминали Святогору людей. Земля в парке была серая, словно пепел, но не сухая, а просто безжизненная, мертвая и замерзшая грязь. Этот парк был еще страннее вечерами. Несколько раз Святогор был свидетелем того, что видел странные огоньки и слышал какой-то гул. Но видел Святогор огоньки лишь боковым зрением, а стоило посмотреть прямо, то никаких огоньков словно и не было. Гул же больше походил на работу двигателя, который работал где-то очень далеко. Для себя, Святогор прозвал парк – чертовой пустошью и старался проходить его быстро, не задерживаясь. За парком следовал обводный канал. Канал этот в довоенные времена имел дурную славу. Канал носил звание канала самоубийц, поскольку был излюбленным местом людей, потерявших волю к жизни. История этого канала началась еще не то в девятнадцатом, не то в двадцатом веке, а число его жертв не имеет точного числа. За Обводным каналом шла тропа, бывший Измайловский проспект, который выглядел как продуваемая труба. В целом, этому есть объяснение. Дело в том, что Питер не имеет кратеров, то есть все снаряды подрывались еще в воздухе и город разрушали уже ударные волны. Эти волны, словно чудовищной силы ветер, сметали все на своем пути, от чего все вокруг выглядело как при падении тунгусского метеорита. По всей видимости, один из снарядов взорвался над адмиралтейством, а Измайловский проспект был под углом в девяноста градусов, а потому его не завалило. Проспект выглядел так, словно по нему вот-вот пройдет парад – чистый и ровный, разве что только асфальт портил картину, вернее его почти полное отсутствие. Когда Святогор добрался до Исаакиевской площади, которая была еще и самым широким мостом в Питере, взору предстали руины Исаакиевского собора. Купол собора, как и колонны, лежал выцветшим от Солнца крошевом в прилежащем сквере. Стены либо ввалились внутрь, либо в стороны, превращая собор в холм из строительного мусора. Примерно в том же виде лежал весь город – одна огромная песочница из бетона, стекла, металла, кирпича и немного мрамора. Если сравнивать Питер с Москвой, то Питер пострадал сильнее, ибо Москва кипела жизнью, дикой и суровой, но жизнью! То вот Питер был пустым и серым, как и его небо. Питер – культурная столица древней России, потерял всю свою культуру. Все произведения искусства смешались в единую кашу. Святогор шел по этой песочнице, даже не зная главной и, пожалуй, самой страшной тайне города. Эту тайну понял лишь один человек, ибо знал особенность того, что отравило город. Не разрушило, а именно отравило! Чадо, задавшись вопросом касательно запаха, выяснило, что металлический запах придает вещество, которым руины буквально пропитаны. Вещество это было изобретено в России и является стерилизатором, который можно программировать. Это скорее даже не вещество, а биологические наномашины. Стерилизатор можно запрограммировать на стерилизацию, как отдельной клетки, так и целого организма, затронув лишь его репродуктивную функцию. Проще – избирательность. Это вещество стало отличным средством для контроля опасных штаммов бактерий и вирусов, сохраняя им жизнь, но лишая возможности размножаться. Такая избирательность вещества привлекла внимание военных и с их подачи, несмотря на протесты и попытки объяснить бесполезность вещества в качестве оружия, вещество в это оружие все же превратили. Правда, потенциал этого оружия проявлялся лишь спустя годы, а потому, когда тесты оружия показали военным бесполезность оружия наглядно, от данного оружия отказались, но снять с вооружения не успели из-за войны. В войне оружие применять не стали, но когда грянула последняя война, что плавно перешла от третьей мировой, там церемониться уже не стали и применяли все, что только было. Важно и то, что применялось не только оружие. Ученые, которые сходили с ума от новостей в мире, работавшие в лабораториях, как в государственных, так и тайных, выпускали на свободу такое, от чего в даже атомное оружие было не таким страшным. Факт: вещество экспортировалось за границу лишь В ОДНОМ ВИДЕ – в виде запущенных к цели боеголовок.