– Так вот, пропустили они меня, я приехал, думал, вот моя минута славы, сейчас как добуду серьезную сенсацию, и понимаю, что, черт возьми, я еду ночью по пустыне. Пришло время. Пришло время оторваться по полной. Так что съезжаю на обочину, и ночь прекрасна, но, черт возьми, холодно, и я немного выпил, занюхнул да в десны втер немного, чтобы взбодриться, и все. Мечта, да? Но потом добрался до города и сразу же пожалел, что закинулся. Я же не на ралли в пустыне приехал или пораспутничать в Лас-Вегасе, так что, возможно, время я правда не рассчитал. Кто ж кислоту принимает, когда репортаж о Сирии делает, так? Но все кажется таким неправильным, как только в город попадаешь. Сраное радио сразу сгорело, как я его включил, и сигнал ни хера поймать не могу, чтобы позвонить на базу и узнать, есть ли какая-нибудь новая информация из этого района. И что еще хуже – вокруг ноль движения, будто даже перекати-поле свалило из города. Я сказал себе: «Чего ты ждал? Это маленький провинциальный туристический городок». Но потом был у этой школы, Маунтин-Крест или как там ее, и в спортзале свет горел. Подъехал ближе и увидел, что дверь открыта и ее тело держит; естественно, я припарковался и выскочил, чтобы помочь, ну и еще, честно говоря, хотел узнать, не эвакуирован ли город. Но потом я подошел ближе и учуял запах из спортзала. Ничего хуже в жизни не нюхал. А я вырос на грибной ферме и три года работал на молочной.
Люси догадывалась, что Эммет собирался им рассказать. Она думала об этом раньше, но выбросила мысли из головы. Маунтин-Крест являлся одним из общественных центров экстренной помощи. Предполагалось, что люди на случай чрезвычайной ситуации, вызванной, например, землетрясением, соберутся на баскетбольных площадках под открытым небом, вдали от строений, и Люси представила воссоединившиеся после обвала связи усталые семьи, которым удалось избежать трансляции про «Хэндсом Вэлли» и уйти из дома из-за бесконечного парада сирен на городских улицах. Они в замешательстве, все еще в пижамах. Малыши плачут, встревоженные громкими звуками, чувствуя страх родителей. Родители задаются вопросом, почему они слышали крики на улице/почему не работают телефоны/почему полицейские едут мимо, даже если махать им рукой. Что за взрыв был вдалеке? Почему в воздухе было так много дыма? Он правда идет из центра? Видимо, двери спортзала открыли, чтобы собравшиеся могли размяться, пока не появится кто-то, кто знает, что, черт возьми, происходит и куда им идти. У кого-то должны быть ответы, верно? Кто-то должен знать, что нам делать, когда реальность рушится.
Вместо ответов пришли дети, поначалу знакомые, и их встречали с улыбками, пока не поняли по подергивающимся телам и ярко-голубым глазам, что с ними что-то не так. Но к тому времени было уже слишком поздно.
Люси сказала:
– Скотобойня.
Эммет согласился:
– Думаю, да. Вокруг школы были припаркованы машины. Опрокинутые коляски на детской площадке. Но я никого не видел. И как только запах ударил в нос, я испугался и не хотел подходить ближе. Думал, меня вырвет. Но долг перед правдой на первом месте, верно? Я ведь ради нее и приехал.
Никто не ответил. Люси задавалась вопросом, казались ли идеи «долга» и «правды» всем осталь-
ным такими же абстрактными. Они казались причудливыми, вычурными идеями, слишком далекими от мира, абсурдными для их реальности. Люси не думала, что система ценностей может быстро разрушиться, стоит одноклассникам посрывать лица людей о стены пещеры.
– Может, и хорошо, что я ничего не увидел, – сказал Эммет, – Я был примерно в десяти футах от входа, когда тело у двери поползло ко мне. Выглядел человек так, будто на него напали. У него текла кровь из колотой раны на задней части шеи. Я крикнул ему, чтобы он перестал двигаться. Сказал, что иду на помощь. Я добрался до него – это был мужчина, и его руки были в крови. Я присел на корточки, а он поднял голову, и тогда я понял, что дела обстоят еще хуже.
– Странные голубые глаза? – спросила Люси.
– Нет. Лучше бы так. Но глаз у него вообще не было. – Эммет на мгновение замолчал. – В смысле, они были, но их вытащили из орбит, а потом, э-э-э… видимо, раздавили. Из них на лицо капало что-то прозрачное. Я был в шоке. Вскочил и осматривался на случай, если тот, кто сделал это с мужчиной, придет за мной, но все было тихо, и я понял, что должен помочь ему. Сказал ему лежать спокойно, а я попробую вызвать скорую, но он перевернулся на спину и начал говорить, и это самое ужасное. Вряд ли я все верно запомнил, так что… послушайте.
Эммет смахнул заставку подкаста «Ночного Стража» на телефоне и включил аудиозапись. Люси услышала взволнованный, бессвязный, как у сумасшедшего, голос пожилого мужчины: