Циклон над Сарыджаз

После разговора с Ахмет-ходжой, Орозовым и Наубановым я решил действовать здесь не так, как в Бурылбайтале. Не мог я не верить Ахмет-ходже, Орозову и Наубанову — трем таким разным людям, что с командиром Тасаральского отряда невозможно быстро и толково договориться о совместных действиях. Да и его безответственные подписи под важными документами о выдаче бандитам паспортов не позволяли мне начать операцию разговором с виновным в халатности и головотяпстве — майором, прозванным «Пузырем».

Поверив столь разным людям, я оказался прав. Потом, когда мы уже поймали банду и Вася остался один охранять задержанных, а мне пришлось срочно скакать в штаб, командир охраны пропустил меня беспрепятственно, посмотрев мои документы. Однако очень строгая секретарша, испуганная моим внезапным для неё появлением, истрепанной одеждой, остановила меня: «Майор пишет доклад и никого не принимает». — «У меня очень срочное дело, — сказал я. — Доложите, пожалуйста». Секретарша заглянула в кабинет через двойные двери. «Майор говорит по телефону…»

Прошло минут десять. Я слишком спешил, чтобы ждать. Моих товарищей могло уж не быть в живых, и, возможно, только быстрая военная помощь могла выручить их. А поднимать шум в приемной — выяснять отношения, субординацию, принадлежность к ведомствам, — лишь замедлить срочное решение.

Но ждать я не мог, опять попросил доложить. «Разговаривает по телефону», — поморщилась секретарша, заглядывая мимоходом в зеркальце. Тут вызвали секретаршу в кабинет. Она встала из-за стола. Я проскользнул за ней.

Огромная комната во всю ширину барака была выстлана красными ковровыми дорожками, а по стенам стояло до полусотни новехоньких стульев, на которые, по-видимому, никто никогда не садился. Два письменных стола — один рабочий, другой, верно, представительский, виднелись в глубине кабинета. И два приставных стола отходили от них: от рабочего — покрытый зеленым сукном, а от представительского — красным. «Это надо же, — думал я, — как молва точно оценивает человека!»

Майор сидел за представительским столом и головы не поднял в ответ на мое приветствие. Я прошел к столу. Снова поздоровался, майор — ни гугу. Когда я в третий раз повторил вежливое: «Здравствуйте», — майор вдруг откинулся на спинку кресла: «Поч-чему ты здесь? Кто пустил?» Я протянул ему открытое удостоверение. Но он глядел только на мое обросшее, иссеченное морозом, ветром и песком лицо, замызганное, мокрое пальто. «Кто тебя пустил?! Во-он!» — небрежным жестом выбил из рук мое удостоверение. Тогда я, сдерживаясь, сел в покойное кресло у приставного стола. «Во-он! Забирай бумажку — и вон! Слышал!» — «Поднимите удостоверение…» — сказал я вслух. «Что? Вон! — майор покрыл отборным матом секретаршу и, задыхаясь, кричал: — Начальника караула! Комиссара! Быстро! — и мне: — А ну, подними бумажку!» — «Поднимите сами…» — «Что?» — «Поднимите сами…» — Казалось, майор лопнет от дурной чернильной крови, бросившейся ему в лицо. «Выкиньте оборванца! — приказал майор влетевшему в кабинет начальнику караула. — А тебя — разжалую!» — «Товарищ майор…» — «Молчать! Молчать!»

— …это подполковник НКВД Кошбаев, — нашел в себе силы договорить бледный начальник караула.

— Поч-чему не доложили?.. — прошипел майор, вскакивая, одергивая китель и поднимая удостоверение. — Вы ищете бандитов? Они скрываются в Бурылбайтале… Нашли притон… Извините, заработался! Столько дел, товарищ Кошбаев… Начальник караула будет наказан, вы не беспокойтесь.

Я показал ему поддельные документы с его подписью.

— Вот ваши дела! И подписали сами.

Вся эта сцена произошла в конце операции. А прежде всего следовало задержать или уничтожить банду.

Капитан гнал коней к бараку, который указал нам Наубанов перед тем, как пойти на станцию.

Санки с лихого разворота остановились у двери, обитой желтым дерматином. Окна по обе стороны, точно плотными занавесками, затянуты изнутри и между рамами морозной наледью.

Фыркали, отдуваясь, вороные, переступали с ноги на ногу. Тонкими колокольцами звенели льдинки, налипшие на бабки, на шерсть выше копыт.

— Слушай, Хабардин. Вы останетесь здесь. Я сначала войду один. Если услышите выстрелы, бросайте в окна гранаты.

— А вы?

— Бросайте, не раздумывая! Если услышите выстрелы, меня уже не будет в живых.

Капитан сказал:

— Лучше сразу. Один черт.

— Войдёте… когда я выйду или позову. Не раньше. Всё.

Я опустил поднятый воротник пальто, завязал по городскому уши зимней шапки, потрогал за пазухой теплую рукоятку маузера, дернул дверь тамбура, старательно затопал в холодном коридорчике и, широко распахнув входную дверь, шагнул в морозном облаке внутрь. Пар ещё не рассеялся, а я крикнул:

— Здорово, рыбаки! Бригадир здесь? Здесь Наубанов Таукэ?

Здесь! Здесь Исмагул и Кадыркул! Я чувствовал это. Задним числом припомнил — не натоптано, не наслежено у дверей в барак.