Циклоп и нимфа

– Причина смерти – отравление. И у него обнаружены частицы речного ила в носоглотке и трахее. Он упал в воду, когда почувствовал себя плохо. Наглотался воды, но в легких чисто. Не утонул. Не успел.

Катя и Мамонтов читали заключение патологоанатома.

– Это все туфта теперь, – объявил Скворцов хмуро. – Будет другое заключение. Потому что эксгумация, повторное исследование. И там что-то непонятное совсем.

– Как это? – спросил Мамонтов.

– Эксперты темнят. Говорят – окончательные выводы сделают позже, после комплексной биохимии.

– А что там может быть еще? – удивилась Катя.

– Уж не знаю. Надо ждать. Такое исследование не один день займет.

– У Псалтырникова имелась любовница Марина Ковалева, – вспомнила Катя. – И она умерла. О смерти ее как-то уклончиво нам сказали. Надо проверить эту информацию. Она работала сначала в департаменте референтом, а затем жила в его доме в Барвихе, помогала ему с больной женой. Но не в качестве сиделки.

– Хорошо, проверим, – Скворцов кивнул. – Любопытные сведения пришли по поводу их работника Кузьмы Поцелуева. Это ведь именно он приобрел ортонатрий. Мы клинику проверили ветеринарную, откуда рецепт, и я беседовал с ветеринаром. Он сказал мне, что это сам Поцелуев попросил у него этот препарат.

– Сам? А откуда он мог знать о таком лекарстве для лошадей? – спросил Мамонтов.

– Он в начале своей бурной карьеры служил в конной полиции в Ярославле. Разгон митингов и демонстраций. Потом уволился или его уволили. Но в лошадях и ветеринарных препаратах он разбирается прилично. А также в действии этих лекарств.

Катя вспомнила «плешивого поэта византийца» – ну кто бы мог подумать!

– И какое же у вас самое первое впечатление от увиденного? – спросил Скворцов.

– Мутно все, – изрек Мамонтов. – Мутное очень дело. Внешне все дружелюбно, интеллигентно, немного чудачеств, немного дурачеств. Это в прошлом. Сейчас вроде как выпали в осадок. Сбиты с толку. Но что под этим кроется…

– Они не слишком опечалены смертью главы дома, – подтвердила Катя. – Даже его сын и племянница.

– Продолжим копать, – Скворцов вздохнул. – Я сегодня статистику просмотрел уголовных дел по отравлениям – раскрытие и сколько до суда дошли. Плачевно все. Кое-что раскрыли, да, но не доказали. По части доказывания конкретной вины конкретного обвиняемого такие дела стоят особняком.

– Назвался груздем, полезай в кузов, – ответил на это Мамонтов. – Денис, мы устали как черти, ужинать сейчас поедем. С утра ничего не ели.

– В «Золотую лошадь»? – Скворцов прищурился. – Жаль, не могу там с тобой шары на бильярде покатать. Ну ладно, завтра жду вестей.

Он распрощался с ними, и они сами, как шары, покатили по берегу Бельского озера под осенними звездами. Дорога привела к какому-то деревянному «парадизу», весьма напоминавшему старинный трактир. Мамонтов провел Катю на открытую веранду. Они сели за грубый деревянный стол, им принесли пледы – Мамонтов сразу отдал свой Кате – и свечи под стеклянными колпаками.

Катя глянула в меню – все жареное, сплошной шашлык да свиные ребра. Такое нельзя есть на ночь. Она вспомнила, как в оные времена они тоже сидели с Мамонтовым в кафе – только на берегу Волги. И он тогда был красноречив. А сейчас в основном молчал, листал меню.

– Хотите пирог «Курник пополам»? – спросил он.

– Хочу.

Он заказал официантке и попросил еще пирогов с яблоками «с собой». Им принесли чай, заваренный с мятой.

Клавдий смотрел на Катю, закутавшуюся в два пледа.

– Прямую выгоду от смерти Псалтырникова получает его сын. Макар.

– Это очевидно, Клавдий.

– А я-то еще удивился, чего он такой сговорчивый с нами. Хорошо эта девица Гала все по полочкам разложила. Причины…

Официантка принесла румяный пирог «Курник». Ели в полном молчании. Катя решила не реагировать, что бы он там ни изрекал.

Напившись чаю, она объявила, что расплатится карточкой. Принесли пакет с яблочными пирогами – «с собой». Катя подумала – подарочек пылкой ювелирше. Но Клавдий Мамонтов поставил пакет перед ней.

– Утром к завтраку. Они здесь хорошие.

И снова по берегу Бельского озера – бескрайнего как море, черного, холодного, бесстрастного, двинулись к «пенатам», давшим кров и приют. По кривым улочкам Бронниц. Мимо того самого дома Крауха, где была когда-то уездная гостиница.

– Клавдий, вы бывали там внутри? – неожиданно для себя спросила Катя.

– Где?

– В старинном доме?

– Нет. Он закрыт.

Остановились у гостевых домов.

Дом Крауха виден с улицы – темный, ни зги не видно в его слепых окнах.

– Кого там убили? Вы сказали – это городская легенда.

– Барыню и ее лакея.

Катя ощутила разочарование – надо же, такая банальность. Барыня и лакей.

– Ее крепостного, – уточнил Клавдий Мамонтов. – И, по преданию, все это случилось чуть ли не за несколько дней до отмены крепостничества.

– А кто их убил?

– Много версий. Вам расскажут здесь с десяток историй, и все с разными концовками.

– Ваш предок, который приехал торговать имение Фонвизиных, в это время был здесь, в городе?

– Может, это и совпало как-то.

– А как его звали?

– Как меня.

Катя кивнула – ну надо же…