Из бледной синевы туч сеялась тонкая, наносимая ветром морось, оседающая на наших лицах и на гривах лошадей. Небо и земля угрюмо темнели. Всадники, подхлестывая коней, повлекли нас по глинистым тропам, что крест-накрест проходили через поселение. Исподтишка оглядываясь, я видел, как вокруг по своим каждодневным делам, невзирая на зреющую непогодь, снуют здешние обитатели всех возрастов. На вид авары были людом крепко сбитым и весьма подвижным. Женщины носили большие платки и длинные толстые юбки, подолами стелющиеся по грязи. Малые дети при матерях были плотно укутаны от холода. Мужчины носили овчинные шапки и замасленные тяжелые плащи из шерсти. На нас никто не обращал решительно никакого внимания. К тому времени, как мы добрались до центра поселения, морось переросла в обложной дождь. Здесь дозор остановился перед срубом из толстенных бревен. Был он заметно крупнее остальных и в какой-нибудь иной стране сошел бы за жилище зажиточного селянина. Сруб венцом лежал на макушке небольшого взгорья (в дожди желтоватая лысина двора перед ним наверняка превращалась в болото). Здесь всадники указали нам спешиться, что со связанными руками было не так-то просто, а наших лошадей увели. Меня и Беортрика старший дозорный подтолкнул в сторону двойных дверей, которые охраняло с полдюжины вооруженных аваров – видимо, кагановы стражники. Нас повторно обыскали на предмет оружия, и от меня не укрылось, что на этот раз свои меч с кинжалом страже сдал и дозорный. И лишь после этого нам позволили ступить внутрь.
Мы очутились в подобии скудно освещенной приемной. Фитили светильников, полыхая, чуть ли не до потолка били копотью. Пахло мокрой шерстью и кожей. Пол покрывали перепачканные грязью половики, а по стенам висели ковры, преимущественно с вишнево-красными и коричневыми узорами. На скамьях по обе стороны приемной сидело с десяток аваров, очевидно выжидающих аудиенции со своим правителем. Вышивка на рукавах и воротниках их одежд, шитые бисером сапоги из мягкой кожи, узорчатые поясные бляхи – все указывало на принадлежность этих людей к знати. Бороды их были пышны, усы тоже роскошны, а волосы заплетены в длинные косы, перевитые цветастыми ленточками. Сами же косы, стянутые на затылке в тугие узлы, были скреплены застежками – тоже, как и поясные бляхи, из золота и серебра.
С полчаса мы стояли в ожидании. Все это время авары усиленно нас не замечали, а я обнаружил, что наш сопроводитель прихватил с собой одну из моих седельных сумок. Когда, наконец, отворилась дверь в недра строения, из нее наружу явился вооруженный стражник, который суровым отрывистым голосом задал нашему сопроводителю какие-то вопросы. Похоже, мы заслужили предпочтение, поскольку нам жестом было велено пройти, в то время как остальные авары остались ждать.
Перенеся ногу через порог, я чуть было не упал плашмя. Пол здесь отстоял на несколько локтей ниже уровня земли, а вниз вела лесенка в несколько ступеней. Взору открывалась похожая на пещеру просторная полутемная комната, в которую через узкие окошки-бойницы просачивался тусклый свет. Мы находились, можно сказать, в зале аудиенций – мрачной и полной теней, стелющихся почти во всю длину комнаты. Чуть в стороне от центра в костровой яме тлели матово-красные стеклянные угли, и розоватый дым от них улетал со жгучими звездочками вверх, в мутно-синюю темень дымника. Утварь была, казалось бы, обыкновенной и одновременно несколько варварской. Складные железные табуреты стояли возле низких, темного дерева столов. Помимо них, возле стен громоздилось несколько здоровенных сундуков, в которых, по всей видимости, хранились разные ценности. Всюду были ковры – на полу, на сундуках, на стенах… Человек, которого я счел каганом, восседал в дальнем конце на подобии деревянного трона с резной спинкой, напоминающей идолище. Лица его из-за отдаленности я различить не мог, но десяток-другой телохранителей и советников подле него были одеты не менее броско, чем авары, что дожидались в приемной, и волосы их были уложены примерно в той же манере.
Я все еще вбирал глазами нежданную сцену, когда старший дозорный возле меня вдруг пал на колени. Затем он подался вперед и простерся на половике ниц, лицом вниз и с раскинутыми руками. Я замешкался, но тут Беортрик рядом со мной шикнул:
– Ляг!
Скользнув на него взглядом, я увидел, что он уже опускается на пол, и последовал его примеру, хотя связанные руки здорово этому мешали. На полу я пролежал несколько секунд, вдыхая затхлую пыль половика. Затем каган гыкнул что-то невнятное: видимо, знак всем троим встать на ноги. Не обращая внимания на нас с Беортриком, он жестом указал нашему пленителю подойти ближе.
– Что он говорит? – шепнул я саксонцу, когда каган начал спрашивать, а воин отвечать благоговейным тоном.
– Он хочет знать, где нас схватили и что мы делали, когда нас там застигли.