Циклы «Викинг», «Корсар», «Саксонец»

Мы прошли уже знакомым длинным коридором к комнате Арна, и я с облегчением увидел, что секретарь архиепископа чутко бдит в приемной, а не клюет носом, как в прошлый раз. Он тоже узнал Павла и почтительно сообщил, что его преосвященство накануне возвратился в Рим и сейчас пребывает в делах. Бывший номенклатор прямиком вошел внутрь.

Архиепископ сидел у себя за столом спиной к окну, ставни которого были закрыты, не пуская в комнату яростное дневное солнце. Он вновь был одет в ту же бурую ризу, которую я видел на нем в Падерборне, а лучи света, пронзая ставни, словно копья, утыкались в нее, образуя полосы света и сумрака. Вкупе с суровым видом они придавали Арну сходство с теми полосатыми зверями, виденными мною в зверинце багдадского халифа. Своими размерами те хищники значительно превосходили королевских леопардов в Падерборне.

Моего спутника Арн проигнорировал.

– Зигвульф! – рыкнул он. – Надеюсь, у тебя есть веская причина на то, чтобы вот так ко мне врываться.

– Точно так, мой господин, – ответил я. – Этой ночью на Его святейшество было вновь совершено покушение.

Арн потер глаза большим пальцем. Вид у него был усталый – возможно, он всю ночь наверстывал свои бумажные дела.

– Рассказывай, – потребовал он.

Я повторно изложил ход событий, от встречи в монастыре Монте Кассино и до того, как Папа Лев едва не лишился жизни.

Когда я закончил, нависла долгая тишина: Арн взвешивал мой доклад. Наконец, он сказал:

– Мне нужно обсудить это с самим Львом.

Он потянулся за стоящим на столе колокольчиком, собираясь позвать секретаря, но тут подал голос Павел:

– Смею заметить…

Арн грозно сверкнул на него очами из-под приподнятых кустистых бровей.

– …Его святейшество, – ровным голосом продолжил мой друг, – будет данное происшествие отрицать. И вероятно, он уже распорядился никого к нему не пускать.

Архиепископ раздраженно повел плечами:

– Уж чего-чего, а изворотливости им не занимать! Но придется проявить настойчивость, чтобы оказаться со Львом лицом к лицу. За время своего нахождения здесь я убедился, что пытаться кого-то найти в этом жужжащем улье – пустая трата времени. Особенно если этот «кто-то» от тебя скрывается.

Павел поглядел на окно.

– Процессия и литания святой Симфорозы начались в десять утра, а сейчас примерно час пополудни. Я полагаю, что знаю, где именно следует искать Папу.

– Тогда веди, – буркнул Арн, вставая со стула и огибая стол.

Втроем мы вышли из кабинета, и архиепископ сказал бдящему секретарю, что его помощь нам не требуется. Павел двинулся впереди нас по лабиринтам коридоров, затем мы миновали пахнущую вареной капустой кухню и прошли через два коротких лестничных пролета наверх, в подобие библиотечного архива, за которым открывался еще один коридор.

– Куда ты нас тащишь? – сердито осведомился Арн.

– В приватные покои Папы, – ответил бывший номенклатор. – Обходной путь, который я хорошо затвердил за сорок лет службы.

По пути нам то и дело попадались навстречу папские канцеляристы – писцы и нотарии в поношенных черных сутанах, – а также стайки мелкой прислуги, жмущиеся возле открытых окон и занятые преимущественно дворцовыми сплетнями. На нас они не обращали внимания – а может, мы проносились мимо прежде, чем они успевали спросить, что мы делаем в папских покоях. Единственным, кто проявил к нам какой-то интерес, был помпезного вида священник в добротной мантии, жестом попробовавший нас остановить.

– По официальным делам, – ответил Павел на его вопрос, куда мы следуем, отмахнувшись нетерпеливым движением руки.

– Кто это был? – вполголоса поинтересовался я.

– Помощник вице-домуса, главы внутреннего хозяйства, – объяснил мой друг. – Я помню его еще прыщавым юнцом-кубикуларием. Льстец и гнусный подхалим. Однако неплохо поднялся.

Наконец, на исходе небольшого коридора мы приблизились к внушительным двойным дверям. Павел, не останавливаясь, открыл их, и мы ступили в просторную, устланную роскошными коврами комнату с высоким веерным сводом, стены которой украшали гобелены. По центру там находился высокий троноподобный стул с высокой спинкой, вдоль стен стояли большие сундуки и комоды, а над ними располагалось с полдюжины деревянных полок с богатыми одеждами, отражающими льющийся через витражные стекла свет. Он играл на камчатном полотне, мягко блестел на дорогих мехах и шелке, светился на тонких шерстяных полотнах и сиял на парче.

Мы находились в дворцовой гардеробной.

Я позабыл, что, несмотря на свое ночное приключение, Папа Лев должен был с утра облачиться в свои самые богатые наряды и регалии для участия в крестном ходе к святой Симфорозе. Сейчас, с окончанием церемонии, он уединился сюда для того, чтобы снять с себя тяжелые митру и мантию, сменив их на одежду, более приличествующую жаркому летнему дню.

Сам Лев стоял возле стула, одетый лишь в белые шоссы и легкую нижнюю рубашку. Тогда, на пиру у короля Карла, я счел его ничем не примечательным, а сейчас, без своих сиятельных одеяний, он смотрелся еще невзрачней – эдакий мелкий лавочник, готовящийся ко сну.