Цимес

Мы с Марком часто вспоминаем Наташу, особенно по вечерам, когда восходит луна. Мне даже кажется, что на самом деле ее родина там. Мы любили ее, может, поэтому все случилось именно так. Всю свою жизнь она искала любви и никак не могла насытиться — еще, еще, еще. Наверное, она знала… Не предчувствовала, нет, — знала, она ведь была особенная, она была — Наташа.

Ее присутствие ощущается до сих пор, временами так остро, что я спрашиваю себя: а была ли она вообще? Что, если это всего лишь наша неосознанная тоска — по любви, по себе? Вот и пришлось придумать маленькую девочку — неведомого гибкого зверька, — так чудесно и безжалостно распорядившуюся нашими мыслями, желаниями, поступками, нашей судьбой… И то страшное землетрясение — тоже.

Но если так, откуда у меня этот белый лист тонкой рисовой бумаги и несколько строк — ее рукой, ее почерком, ее сердцем:

«Рита, он единственный понял меня до конца. Вот:

Взгляд не отвести –

Луна над горной грядой,

Родина моя.

Басё».

Паганель и другие животные

1. ДЕБЮТ

— Ты могла бы завести собаку.

— Уже. Кавалер-спаниель, бело-рыжий. Зовут Паганель. Страсть какой любопытный и жутко умный, все знает, все понимает и молчать умеет — мужик. Красавец к тому же. Представляешь? Люблю ужасно. Хоть ему не надо ничего объяснять. Еще дом новый, большой и красивый, аж сама не верю. Если бы мне лет двадцать назад кто-нибудь сказал, что такое возможно, не поверила бы. Так что, видишь… А еще чуть ребенка не родила. Вот была бы хоть на пару лет моложе — тогда точно. Ну да еще не вечер, в следующей жизни рожу, какие наши годы.

Она поворачивает голову и глядит в окно, а я вижу ее затылок и нежный, детский завиток у самой шеи.

— Оля…

— Что? — ее взгляд снова обращается ко мне, и завиток прячется. — Ну что?

— А ведь ты счастливая.

— Да я и сама знаю.

— Ничего ты не знаешь. Тебя же бог поцеловал — в самую макушку.

Она смеется тихо-тихо, почти про себя.

— Не в макушку, совсем в другое место, и даже не в одно. Мне еще в детстве бабушка про это рассказывала.

— Про то, куда поцеловал?

— Ну да. Что если родинка, значит, тебя туда бог поцеловал. А у меня, представь, целых две. Одна вот здесь, — она касается ладонью груди, как раз там, где сердце. — А вторая…

— А вторая? — спрашиваю я.

— Не важно, — и снова смеется. На этот раз громко, беззаботно, совершенно по-детски.

Ну вот, смеется. Слава богу, хоть к вечеру разошлась. Совсем ведь недавно смотрела на меня огромными своими глазами и мяла в руках платок — вот-вот заплачет.

Нет, я не психолог, боже упаси, просто жилетка для старой подруги, только и всего. К тому же обстоятельства помогли: большая часть моего семейства — муж, дети и Собакин — благополучно отбыла в город, оставив главную добытчицу восстанавливаться после очередного выигранного турнира, гулять по лесу, слушать тишину и отсыпаться.

Не тут-то было…

Я бы, по правде говоря, лучше про лес рассказала, про июль, про запахи эти. Про полутона и полутени. Про то, как еж повадился в наш малинник — топает, шуршит, даже, по-моему, бормочет что-то на своем языке, и никакого с ним сладу.

Ан нет, сижу со счастливой женщиной и слушаю, как она плачет и жалуется на свое счастье.

— Знаешь, Люсь, как я тебе завидую? Ты вся такая рациональная, правильная, спокойная, и жизнь твоя похожа на шахматную партию — все продумано на много ходов вперед. Сколько лет тебя знаю, а не припомню, чтобы ты хоть раз теряла голову. Или все-таки было?

— Было, не было… Я просто такая, какая есть. А с шахматами мне и правда повезло. Если бы не они…

— Ага, в детстве ты ведь совсем бешеная была. Куда что девается?

— Как раз туда — в шахматы. Меня ведь в наших шахматных кругах знаешь как прозвали? Именно так — бешеная.

— Вот никогда бы не подумала. А на самом деле?

— Ну как тебе сказать. Бывает…

— А я зато тихая была. Тихая и задумчивая, помнишь?

— Еще бы. В тихом омуте…

Мы с Олей знакомы с детства, то есть давно, даже очень давно. Видимся, конечно, редко, особенно в последние лет десять. Понятно, у каждой своя жизнь, да и живем в разных концах мира, даже в разных полушариях, а земля, хоть и сильно уменьшилась в размерах, но…

Она просто позвонила из своего полушария и сказала, что нужно поговорить, очень. Не по телефону.

— Приезжай, — ответила я, не задумываясь. — У меня тут лес, тишина и даже несколько дней совсем свободного времени — как раз для тебя.

В шахматы я действительно играю неплохо. Даже хорошо. Иногда даже больше, чем хорошо. Уже давно они просто моя жизнь — в самом прямом смысле. Там мне интереснее, там я — я. Еще, разумеется, семья и Собакин, остальное интересует меня весьма отдаленно, да и времени на это остальное при таком количестве турниров… Короче, лишних встреч я избегаю, и это не просто блажь. Она, Оля, конечно, подруга детства, но детство-то давно кончилось. Не знаю, почему я так легко, словно ждала этого ее звонка, произнесла это самое слово: «Приезжай».

Произнесла — и удивилась сама себе.

2. МИТТЕЛЬШПИЛЬ

Вечер первый