Цион

– Я тебя предупреждал, помнишь? Ты не верила.

– Да, предупреждал… А сам-то ты поверил бы такому?

Ниил пожал плечами.

– Я все равно не понимаю. Зачем это все? Ты как бы… машина, но не совсем? Они что-то заменили у тебя в голове, так?

Тесса вдруг потянулась к нему, провела рукой по волосам, взяла одну прядь.

– А с волосами у тебя что? Почему они… как будто седые?

Ниил перехватил ее руку и мягко коснулся губами ее ладони.

– Они всегда такими были. Сколько я себя помню.

Девчонка аккуратно высвободила руку.

– И почему мне не верится?

– Но это правда. Такой вот я уникальный.

Тесса нахмурилась:

– Но такого в природе не бывает.

– Значит, это аномалия. Или мутация. Бывают же альбиносы?

– Но ты не альбинос.

Ниил развел руками:

– Мама была блондинкой и отец тоже. Ну а у меня… У меня вот так. И к глазам подходит. – Он подмигнул Тессе.

– А твои родители? Где они? – напирала она.

Ниилу расхотелось улыбаться, и он отвел взгляд. Он едва ли помнил родителей, только слабые образы отпечатались где-то в голове, и с каждым днем они становились все прозрачнее. Он цеплялся за мысль, что мама была блондинкой, но никак не мог вспомнить, какую прическу она носила. У отца был длинный прямой нос и шрам над губой, но как звучал его голос и был ли он строг к Ниилу или мягок, этого он тоже уже не помнил.

– Их давно нет.

– Ниил…

– Все в порядке.

Он опять как можно шире улыбнулся. Разговоры о прошлом странно тревожили его сознание – что-то уплывало от него, но он не мог понять что. А думать о том, что это снова его память шалит, не хотелось.

– Лучше бы мы с тобой не болтали, а целовались там, на мехах.

Тесса тоже наконец улыбнулась. Неловко, почти испуганно, но все же улыбнулась.

– Я так и не умылась…

– Точно. Ухожу. Только заберу вот это.

Он отломил себе кусок от мыла, зачерпнул щеткой порошка-пасты и оставил коробочку Тессе.

– Приятных водных процедур. Потом позавтракаем и будем выходить.

– Хорошо.

Когда Ниил вышел из ванной, виски его давило. Если он терял воспоминания о своей семье, как скоро он растеряет остальное? Его родители умерли не так давно. Сколько ему было? Шестнадцать? Семнадцать? Ниил не помнил, и его это пугало.

* * *

– Здесь не пройдем. Там весь квартал завален.

Ниил указал вперед, и мы завернули за угол. Колотый кирпич, бетон и стекло укрывала паутина лиан. Точно та же, что и квартал назад, – не отличишь.

– И как ты здесь ориентируешься? – спросила я.

– Город на самом деле не такой уж и огромный. Особенно когда много свободного времени. К тому же я сохранил себе карту. – Ниил постучал себя по виску.

– Удобно.

– На самом деле плюсы в этом во всем есть.

– Когда не глючит.

– Честно говоря, вчера был первый раз.

Ниил протянул мне руку, помогая перебраться через завал. Ладонь у него была сухая и горячая.

– Первый?

Я бросила тревожный взгляд на Ниила. Он улыбался, но сейчас, на свету, было особенно заметно, какие синяки залегли под его глазами.

– Ты хорошо себя чувствуешь?

Я видела, как он морщился, пытаясь рассказать мне про Новых. Кровь из носа тоже вряд ли была хорошим симптомом. А этот вчерашний глюк?

– Что за вопрос? Отлично. На все сто. Что за забота такая неусыпная?

Ниил поймал меня за талию и прижал к себе. Мы стояли посреди развалин, и высокое солнце слепило глаза. В голове теснилось слишком много мыслей, но Ниил меня поцеловал, и все стало неважно.

* * *

Тело Риины я увидела еще издалека, и сердце у меня екнуло. Вчера, в ночной темноте, видеть подругу такой казалось нереальным. Я толком и не поверила еще, что ее уже нет. А сейчас в безжалостном, жарком солнечном мареве неподвижное тело больше не походило на Риину. Просто оболочка. Сброшенная шкура – как бывает у рептилий, я знала.

Я опустилась на колени рядом с подругой и осторожно провела пальцем по ее запястью. Холодное, чужое. Риина лежала ровно, глаза у нее закрыты, и ни капли крови вокруг. Как будто спит.

– Будешь смотреть приговор?

Держа сумку изгнанной, Ниил протянул мне конверт.

– Приговор? То есть семье причин изгнания не сообщают, а исключенному с собой дают какие-то бумажки? – изумилась я.

– Это не бумажки. Вообще и приговором называю это только я. Я находил такие конверты в каждой сумке, и в каждом что-то свое. Если не знать, за что тебя изгнали, смысла эти предметы не имеют. Но если знать…

Я покрутила в руках конверт и надломила круглую пластиковую печать с гербом Циона.

– Думаю, Сенат считает, что в свои последние часы исключенному очень интересно погрустить над тем, за что его выкинули, – продолжал Ниил. – Издевка в каком-то смысле. Хотя они обожают ритуалы во славу дорогого Циона, так что ничего странного.

Я заглянула в конверт, подцепила ногтем что-то блестящее и вытащила наружу.

– Подожди… Но это же…

Пальцы у меня похолодели. На ладони лежал один из тех кристаллов, которыми так увлекалась Овия. Почти прозрачный, с острым, как игла, кончиком, осколок отливал сиреневато-зеленым.

Ниил перехватил камень:

– Не может быть.

Он крутил его в пальцах, смотрел на просвет.

– Ты такие уже видел?

– Видел. Это…

Он поморщился как от боли.

– Цирконит, – закончила я за него.

– Откуда ты знаешь?