Губителей и подлецов.
Писатель, вместе с ним хранитель,
Все ищут короля лжецов.
Почти насквозь прошли сквозь пекло,
Они узрели все круги,
Их головы покрыты пеплом,
В их душах жуткий вой пурги.
И, наконец, стоят у входа,
Что к сердцу ада их ведет.
Над головами непогода:
Бушует ветер, гром ревет.
Они пришли к основе мира,
Увидеть сатаны альков.
И вот средь синего эфира,
Среди пустых, туманных снов
Открылась сонная лощина
Пред взоры путников, на дне
Лежат прикованный мужчина
И женщина наедине.
Их имена – Адам и Ева,
Из рая выгнал их Творец.
Приют для мужа и для девы
Им преисподней дал отец.
– Где сам могучий покровитель?
Где Люцифер изволит быть?
– Что ты успел, мой посетитель,
В алькове этом позабыть?
Зачем решился потревожить
Покой мой, жути вопреки,
Могу тебя ведь уничтожить
Одним движением руки!
Не видно дьявола, лишь эхо
Его звучит средь скал, холмов.
Своим с ума сводящим смехом
Окутан он, завесой слов.
– Князь, не серчай! – вступился демон,
– Я старика сюда привел,
Но он пришел к тебе за делом.
– Его ты сквозь круги провел?!
– Да, Сатана. Все ж покажитесь,
И мы расскажем правду, друг.
– Что ж, посетители, колитесь.
И дьявол появился вдруг.
Огромный, в три горы, ужасный,
По пояс в камне он живет,
И только лик его прекрасный
К урода телу не идет.
Он, крылья черные раскинув,
Рогами тучи заслонил,
Власть Бога-Господа отринув,
Изгнанник волю не сломил.
Его дыхание смертельно,
В глазах суть Хаоса хранит,
Геенной правит безраздельно,
По пояс он вживлен в гранит.
Из дали выглядит поганым,
Ужасней кажется вблизи.
Князь зорко смотрит за Адамом
И Евой, что лежат в грязи.
Они цепями золотыми
Прикованы к сырой земле,
А дьявол тешится над ними
В своей безлунной грешной мгле.
– Скажи мне, кто ты?
– Я писатель.
– Зачем пришел, любимец муз?
– Я должен знать, кто ты? Предатель,
Несущий свой нелегкий груз,
Иль мира нового создатель,
Смакующий всей власти вкус.
– Моя судьба, как нить витая,
Запуталась в сплошной клубок –
Серебряная, золотая,
Полна лишений и тревог.
Я был рожден рабом послушным,
За верность крылья получил,
И столь нелепый и воздушный
Над головою нимб кружил.
Святое это преклоненье
Лишало разума всех нас,
Взыграло неповиновенье
В зрачках моих застывших глаз.
Я поднял бунт! Жестокий, подлый!
Мы нимбы сбросили с голов.
Отныне стал я неугодным,
Стал предводителем рабов.
Но Бог, как будто бы играя,
Он крови проливать не стал,
А просто сбросил нас из рая,
К земле бездушной приковал.
И дал обязанность навечно
Поток из грешников людских,
Что в ад стекает бесконечно,
Наказывать за жизни их.
Поныне я, властитель бездны,
И верные друзья мои,
Свой отбываем бесполезный
И вечный срок в глухой дали.
Что скажешь, человек, на это?
Как исповедь моя тебе?
Не слишком ли она избита
Своей ничтожностью к судьбе?
Старик молчит, он тихо плачет:
– Передо мной не раб, не князь,
Передо мной не демон мрачный,
Передо мной не дождь, не грязь.
Я вижу только как прекрасный
Сын светлой утренней звезды
Летит по небу, неподвластный
Ни злу, ни молниям грозы.
– Возьми мое перо стальное
И слезы собери свои,
И ими сердце ледяное
Мое описывать начни.
Создай великое творенье
О верности и боли лжи,
О падших ангелов отмщении
Быстрее книгу напиши.
Увековечить правду нужно,
Не упустив судьбу мою,
Иначе богу будет скучно
Читать историю твою.
И Люцифер, взмахнув руками,
Писателя послал домой.
Он, окруженный облаками,
В бреду упал на брег морской.
Старик очнулся лишь к закату,
В своей ладони он сжимал
За путешествие награду,
Дар от Него – перо-кинжал.
Он к дому бросился мгновенно,
Схватив пергамента листок,
Творить он стал самозабвенно,
Рождая к повести пролог.
Трудился днями и ночами,
Не зная отдыха и сна,
А за широкими плечами
Была тень демона видна.
Писатель слег в постель, он болен,
Но все равно, пока мог жить,
Он от оков хотел неволи
Изгнанника освободить.
Последний штрих – готова книга.
В ней правда, Люцифера суть.
Старик поверил, что от ига
Сумел спасти он князя грудь.
Но только пальцы ослабели,
Перо упало. Он погиб.
И слезы робкие посмели
Щек впалых очертить изгиб.
Свой труд окончив, стал свободен,
Его душа взлетает ввысь,
Ей теплый солнца свет угоден,
Ее манит чужая мысль.
Навстречу духу сквозь сиянье
Милейший ангел прилетел.
Какое странное молчанье,
Не видно тишине предел.
Душа писателя не верит:
Вот ангел, юный и смешной,
Круги над ним пустые мерит.
Откуда он ему знаком?
Прекрасное лицо, улыбка,
Не злой пугающий оскал.
Но здесь не может быть ошибки,
Из ада сын звезды восстал!
Цирк Грехов
На небе темном в час полночный
Луна тоскливая поет,
И свет свой кремово-молочный
Из пустоты и мглы плетет.
Вновь ветер в переулках черных
Танцует вальс с самим собой
И в лабиринтах улиц темных
Тревожит путников покой.
По крышам дождевые капли
Стучат чуть слышно в тишине,
Молчат колодезные цапли,
Молчат малиновки во сне.
И ливня томная соната
Баюкает простых людей,
Что спину горбят до заката
Для блага их государей.
Вода холодная смывает
Обиды, злость, порок и бред,
И жители вновь забывают,
Что принесли кому-то вред.
Наутро все пройдут печали,
С собой их капли унесут,
И те, кто вечером страдали,
Теперь в душе мир обретут.
Дома серьезные устало
Глазами-окнами глядят,
Как у притихшего причала
Две кошки рыжие сидят.