Цирк Кристенсена

Но в первую очередь я хочу рассказать вовсе не об этой трапезе наоборот, не об этой большой перемене, когда все перевернулось с ног на голову, рассудок вытек и родители стали избалованными детьми, а дети — старыми маразматиками. Я расскажу о возвращении домой. Мы, стало быть, взяли такси, «Мерседес-220». Было около девяти. Я сел впереди. В машине пахло кожей и тиковым маслом. Спидометр на приборной доске светился зеленым. Внизу я видел город. Мы словно летели над этим городом, в черной машине, над всеми огнями, что так красиво и тревожно сияли в морозной дымке, электрические огни, акустические огни, лампа на подоконнике, рука со спичкой, уличные фонари вереницами, рекламные вывески, «скорые помощи» и догорающее зарево шиллебеккского заката. И я думал, что за каждым таким трепетным огоньком есть человек. Никогда я не видел этого яснее, чем как раз тогда, и ни раньше, ни позже не видел, что и песни мои здесь, что, наверно, я мог бы сложить песню под названием «Аврора Штерн». Здесь, среди этих огней, спрятан мой узор, и я должен найти его, найти свой порядок, я видел все, только не знал пока, что видел, а именно что здесь, в точности здесь, проходит шов, который соединяет меня воедино.

Мы проехали мимо крутых, безлюдных трибун у трамплина, спустились в это неслышимое, неопределенное и возможное море огней.

Время редко когда идет медленнее, чем в последние дни перед Рождеством. Но время всегда одинаково, хотя и невозможно дважды сунуть руку в одну и ту же секунду. Ладно, хватит об этом. Рождественский вечер все же пришел, точь-в-точь как мусорщик с бадьей на плече. Цветы я разносил до двенадцати. Букетов было немного. Конец. Возле кассового аппарата я получил вознаграждение. Сам Финсен пересчитал квитки. Вышло на сорок одну крону больше, чем я ожидал, потому что Сам Финсен считал Хаммерсборг и Гамле-Акер как восточную зону, чего я никогда не делал. Я от души поблагодарил Самого Финсена. Он поблагодарил меня. У нас случались размолвки, особенно один эпизод, который я больше не стану здесь муссировать, я вообще предпочел бы его избежать, по крайней мере не видеть, с моей точки зрения. Неправда, что надо заглядывать под все камни. Есть вещи, которые видеть не нужно, в особенности господина и госпожу Сам Финсен на столе. Иной раз лучше сидеть под тяжелым камнем, под валуном, сидеть тихо-мирно некоторое время и чтоб никто тебя не трогал. Но в целом время это было замечательное, осень 1965 года, во «Флоре» у Финсена, на Нильс-Юэльс-гате, Осло-2. Госпожа Сам Финсен тоже поблагодарила меня, я поблагодарил ее, а затем мы пожелали друг другу счастливого Рождества, обменялись крепкими рукопожатиями и даже по плечу друг друга похлопали. В целом прощание прошло в добром настроении, может, слегка печально, поскольку мы все знали, что определенное время миновало.

На улицах царила тишина.

Улицы свое дело сделали.

И я в последний раз остановился возле «Музыки и нот» Бруна на Бюгдёй-алле.

Фендеровский «Стратокастер» по-прежнему красовался в витрине. Красная дека, стройная шейка, гриф, колки, струны, которые заменили, вся она сверкала, как никогда.

Вдруг продавец открыл дверь. Совсем молодой парень, в пиджаке без воротника, в узких брюках и остроносых ботинках. Он закурил сигарету и был похож не то на кого-то из «Кинкс», не то на бас-гитариста из «Спенсер Дэвис груп». В общем, он спичкой показал на меня и сказал:

— Ты с сентября торчишь тут и ездишь на велосипеде! Хочешь купить ее или нет?

— Не знаю, — сказал я.

Продавец шагнул ближе.

— Не знаешь? Я тебе кое-что скажу. Некоторые люди правую руку себе дадут отрубить за эту гитару! Понятно?

— Правую руку?

— Ну, может, и не правую. Может, ноги, стопы или тело. Один черт. И вот еще что я тебе скажу. В этом унылом городе нужны молодые, шустрые гитаристы.

— У меня нет таких денег, — сказал я.

Продавец вздохнул.

— А сколько у тебя есть?

— Девятьсот пятьдесят шесть крон.

Продавец задумался, старательно раздавил окурок остроносым ботинком и сказал:

— Можешь взять ее в рассрочку. Девятьсот пятьдесят шесть крон платишь сегодня. А с первого января по сотне крон в месяц. Ну как, согласен?

Теперь настал мой черед задуматься. Надо сделать выбор, решиться, причем сию минуту. И вдруг здесь, на Бюгдёй-алле, все показалось мне предельно простым, до того очевидным, что я чуть не рассмеялся. Посмотрел на электрогитару, на свою мечту, и сделал простой выбор.

— Нет, спасибо, — сказал я.

И со всех ног помчался назад, к финсеновской «Флоре». Магазин был закрыт. Я застучал в дверь. Немного погодя появилась госпожа Сам Финсен, удивленно посмотрела на меня в окно, открыла и глянула на часы.

— Тебе не пора домой?

Она была не в шуршащем халате, а в коричневом платье с кружевом. Я едва ее узнал.

— Я хочу купить цветы.

— Вот как, хочешь купить цветы.

— Да. Срочно.