Цирк монстров

— Сорок лет назад, — продолжала Ла Орла, — рушились все старые устои. Война во Вьетнаме, сексуальная революция, наркотики, толпы хиппи на дорогах… Думаете, у вашей конторы тогда было время отслеживать судьбы каких-то беспризорников? Не смешите. Она и сейчас-то еще только начинает этим заниматься…

— Были и другие организации. В некоторых я сама работала.

— У них гораздо меньше возможностей. Так вот, в те времена мы гастролировали в захолустьях, где царила такая нищета, какой вы даже представить себе не можете. Мы хоть немного заполняли пустоту. Вы представляете себе образ жизни в нищей глубинке? Наше появление было для этих людей сказкой. Они начинали мечтать. Там были и подростки, и юноши и девушки, которые страстно хотели вырваться из убогого существования. Они приходили к нам в гости, чтобы поболтать, научиться какому-нибудь трюку, просто хоть немного развеяться. В те времена мой физический недостаток, как вы выразились, был для меня настоящим благословением. А в наши дни все официальные распоряжения сводятся по сути к тому, что люди вроде меня просто вычеркиваются из жизни. Нам объясняют, что это хорошо и морально. Нас лишили права доставлять людям радость. Но знайте: я никогда не чувствовала себя жертвой. Те годы, которые я провела, путешествуя с бродячим цирком, остаются лучшими в моей жизни.

— А вы входили в труппу «Ледяные лягушки»? — спросил я почти шепотом.

— Да. Кажется, я последняя из них, кто уцелел.

На миг ее лицо, напоминавшее луну — такую, как она есть на самом деле, со множеством кратеров и холмов, — повернулось к окошку, откуда лился слабый свет угасающего дня.

— Да, славная у нас тогда подобралась компания… Юные идиоты-идеалисты. Мы принимали всех желающих. Примерно тогда же и началась эта история с детьми. Каждый раз одно и то же: однажды вечером вы обнаруживаете в своей палатке дрожащего подростка, он рассказывает, как его бьет пьяница-отчим, показывает синяки… Вы плачете вместе с ним. Он умоляет вас увезти его. В конце концов вы не выдерживаете и соглашаетесь и снова говорите себе, что это в последний раз. Но потом приходит следующий ребенок, и все повторяется. И опять вы делаете все, что от вас зависит…

Взгляд ее единственного глаза впился в меня.

— Ева Немкова тоже была в бегах. Она появилась у нас — такая юная, такая хрупкая… Полутанцовщица, полустриптизерша. Ее лицо было обезображено шрамами и искусственными стальными зубами — ее парень страшно ее избил, вышиб зубы… Ей было двадцать два, но выглядела она моложе. Фигура у нее была безукоризненная… Джорджу тогда уже исполнилось двадцать семь. Он влюбился в нее без памяти. Она вошла в нашу труппу и стала изображать Бабу-ягу, колдунью с железными зубами. Ева почти постоянно носила свою маску, чтобы не было видно обезображенного лица…

Ла Орла достала из портсигара еще одну самодельную сигарету. Когда она ее раскуривала, ее рот и щеки напоминали жерло вулкана незадолго до извержения.

— Мы слишком поздно ее раскусили, — продолжала она, выдыхая дым. — Юная хрупкая девушка оказалась просто личиной. Баба-яга — вот это была ее истинная натура. Своего бывшего парня она убила, чтобы уничтожить все следы, ведущие в прошлое. Когда она увидела всех тех сбежавших детей, которые приходили к нам, то быстро сообразила, что на этом можно делать деньги. Она стала находить им какие-то приюты, все более и более подозрительные… Потом она забеременела от Джорджа. И родила в тысяча девятьсот шестьдесят восьмом году, прямо в фургоне.

Вздрогнув, я проговорил:

— Это год моего рождения…

— Джордж сам принимал роды. Он был прекрасным ветеринаром, так что это не составило для него особых проблем. Но Баба-яга не хотела этого ребенка. Она о нем совсем не заботилась. Всегда оставалась в маске, когда подходила к нему, и каждый раз он пугался и начинал плакать. До трех лет он вообще не разговаривал.

— И… вы думаете, что этот ребенок — я?..

— Нет.

— Но как вы можете быть в этом уверены?

— Сейчас я вам расскажу. Как-то раз в тысяча девятьсот семьдесят первом году Джордж, который все чаще впадал в депрессию, выкурил слишком много марихуаны. И, разворачиваясь на грузовике, раздавил своего сына. Это был несчастный случай. Не убийство. Джордж никогда бы этого не сделал! Он обожал своего сына…

— Своего сына? — перебила женщину Конни. — Но ни одна из газет, которые писали о том случае, не упоминала, что ребенок был его сыном!

— Потому что никто об этом не знал. В те времена такое еще случалось. Когда постоянно переезжаешь с места на место, обычно нет времени зарегистрировать брак или рождение ребенка. Многие дети из тех, что рождались в бродячих цирках, жили без всяких документов. Некоторые родители считали, что так даже удобнее. Когда Джордж обнаружил, что раздавил своего сына грузовиком, он запаниковал и обратился в бегство. Потом рассказал обо всем Бабе-яге. А та сказала, что это даже к лучшему. Избавились от обузы, так она выразилась. Они не поехали в морг забирать тело. Ни он, ни она. Слишком рискованно…

Ла Орла замолчала.

Я был не в силах произнести ни слова.