Тут уже его темперамент проявлялся сполна — в деревне ему было тесно. Вашек быстро сделался вожаком своих сверстников, был зачинщиком всех драк и проказ. Казалось, какая-то неведомая сила побуждала его во всем быть первым: никто не умел так бегать и прыгать, так ловко лазить по деревьям и бросать камни, как он. Играя весною с ребятами в лунку он уносил домой изрядное количество фасолин. Вашек первый находил вылупившихся в кустах шиповника крохотных сорокопутов и осиные гнезда на межах, это он придумал вставать на плечи друг другу, чтобы дотянуться до свисавших ветвей приходского сада и полакомиться первыми черешнями и грушами. Если ребята собирались за раками, они обязательно звали Вашека, своего признанного вожака. Во всем, что наполняло жизнь детворы — от кувыркания до пения на клиросе, — Вашек принимал участие и проявлял при этом столько кипучей энергии, что неизменно оказывался во главе других. Иногда Вашек прибегал к силе — физический труд с малолетства развил его мускулы, — но чаще брал проницательностью и смекалкой. Ни одна мелочь, имевшая хоть какую-то цену в глазах мальчишек, не ускользала от внимания паренька. Выбежав за охапкой ботвы для козы, он примечал, где дозревают стручки и где дрозды вьются над гнездом с птенцами. Любое незнакомое дело увлекало его своей таинственностью. Во время игры в салки он мог вдруг задержаться у кузницы и, затаив дыхание, глядеть, как старый Баруха разогревает в горне железо, а потом кладет его клещами на наковальню. С таким же любопытством присматривался он к тому, как готовят печь под хлеб или замешивают известковый раствор, когда отцу или другому каменщику случалось подработать в деревне. В воскресенье, перед обедней, его неизменно можно было найти на колокольне, где он наблюдал, как звонарь раскачивает колокол. А обычные похороны превращались для него в захватывающее зрелище: Вашек так и ловил глазами каждый жест священника и пана учителя, дирижировавшего хором. Если же он кому-нибудь и завидовал, то, пожалуй, только ребятам из имения, где было много коров и лошадей: Вашек мечтал попасть туда, чтобы поуправлять гнедыми, подёргать вожжами, пощелкать кнутом да побраниться, как это делали панские конюхи.
Но за все, чего Вашеку недоставало, его вознаграждал лес. Снежненские леса, это зеленое чудо, могли околдовать кого угодно! В деревне, в поле — освещение ровное, очертания предметов отчетливы, там все привычно и реально. Но войдите в лес! Два шага — и ты окружен полумраком и мягким сиянием, словно проходишь сквозь завесы из вуали, и за каждой из них тебя ожидает таинственное приключение. Шпалеры елей, зеленые вереницы лиственниц, колоннады буков, старый, ветвистый дуб, мшистая, похожая на подушку, кочка, нагромождение скал, словно алтарь великанов, — не лес, а заповедник баллад и сказок. Сюда Вашек предпочитал ходить в одиночку: по лесу нужно пробираться потихоньку, полегонечку, чтобы ни одна валежина не хрустнула. Только так можно подсмотреть его волшебные тайны — погоню фазана за курочкой, проделки сойки, пасущихся ланей и маленьких серн, забавы барсуков перед норой. Только ступая очень осторожно, можно выследить гнездо орлицы, логово зайца или тайники белок. Видишь в лесу и много печального — птичьи перья с запекшейся кровью, мертвых зайчат, белеющие в траве кости животного. Леса недвижны, но в них все в движении, в игре и борьбе: дятлы долбят кору деревьев, олень с трудом продирается сквозь кустарник, кукушка высматривает чужие гнезда, зеленый дятел дает о себе знать протяжным жалобным криком, гадюка, свернувшись кольцами, притаилась в малиннике, поблескивает уж на берегу ручья.
Все видеть, все знать! Стоит появиться лесничему Мазуру, как мальчишки бросаются врассыпную. Один Вашек не боится лесничего — он бежит ему навстречу, расспрашивает его с ненасытной любознательностью. И тут даже очерствелый Мазур сдается; никто не в силах устоять перед этим мальчуганом, у него наготове уйма самых разнообразных вопросов, а круглая загорелая рожица может мгновенно озариться лукавым огоньком. Этим Вашек отличается от своего малообщительного отца; стоит ему открыть рот, и вы тотчас влюбляетесь в мальчугана.
Но Вашека окружали не только родное село и леса; в десяти минутах ходьбы от Горной Снежны начиналась первая немецкая деревня. Она была больше Горной Снежны — туда ходили на почту, там была большая лавка, несколько мастерских и мельница. Чешской Снежне приходилось поддерживать постоянную связь со своими немецкими соседями. Немецкие деревни тянулись оттуда уже до самой Шумавы. Отдельные немецкие хутора были разбросаны среди чешских поселений, немецкие крестьяне ежедневно проезжали через чешские деревни. Ребятишки из обеих деревень прекрасно знали друг друга, вместе играли, дрались, затевали вылазки в горы, и каждый горноснеженец с малолетства усваивал несколько обиходных немецких фраз. Подобное соседство поощряло любознательность Вашека: у них под боком, на другом краю поля, люди жили, хозяйствовали, одевались и работали иначе, чем они, и Вашеку хотелось во всем разобраться.