На тренировках Вашека Паоло исполнял обязанности ассистента, и когда Вашек освоил несколько основных трюков (трюком в цирке называют каждый элемент номера, путем многократного повторения заучиваемый до автоматизма), Паоло нередко один, без отца, наблюдал за работой своего сверстника. Делал он это чрезвычайно добросовестно, снова и снова с терпеливой улыбкой показывая Вашеку, как нужно правильно подойти, оттолкнуться или разбежаться, и громко хлопал в ладоши, если трюк удавался. Но именно эта неизменная, сдобренная улыбкой готовность, это учтивое внимание, это восторженное участие и были неприятны и подозрительны сдержанному Вашеку. Так не вел себя ни один из его друзей-мальчишек; мир его детства был более суров, груб, подчас даже жесток в зависти и ревности, но прям, открыт и ясен. Паоло же напоминал ему угря, который все время ускользает из рук. Вашек твердо знал, что Паоло не любит его, помогает ему не от чистого сердца, завидует ему.
Чему Паоло завидовал — Вашек никак не мог понять. Все казалось ему таким естественным — и жизнь, с которой он быстро свыкся, и доброта взрослых, и его участие в общей работе. Он всего на несколько дней раньше Паоло попал в цирк Умберто, но чувствовал себя здесь как дома, успел подружиться со всеми — с Гансом, с укротителем, с Гарвеем, с Ар-Шегиром. Это-то и питало зависть Паоло: Вашек был здесь дома, жил оседло, тогда как семья Ромео скиталась по белу свету, и цирк являлся для нее лишь очередным кочевьем. Ромео подписал с Бервицем контракт на десять месяцев, но даже если бы он заключил его сроком на два года, на пять лет — то и тогда пребывание их в цирке было бы временным. Срок истечет, в один прекрасный день синий фургон отделится от умбертовских маренготт, и они станут кочевать с другим заведением или выступать в ярмарочных балаганах. Вашек же со своим отцом, хотя об этом и не было разговора, обосновались в цирке, видимо, на всю жизнь. Различие в судьбах и положении препятствовало сближению. У Вашека был отчий дом, Паоло был бездомным бродягой. Для Антонина Караса представление о доме неразрывно связывалось с халупой в Горной Снежне; Вашек, детская приспособляемость которого помогла ему легко воспринять перемену в их жизни, ощущал родным для себя и этот большой странствующий цирк. Вместе со своими людьми и животными цирк был для него чем-то вроде деревни на колесах, деревни, гораздо более привлекательной и интересной, нежели Горная Снежна. А Паоло, бедный красивый Паоло чувствовал, что его дом — это только фургон, где он спит в груде человеческих тел, фургон, который везет их то туда, то сюда, под солнцем и снегом, в дождь и мороз и в котором почти каждый год раздается верещанье нового ребенка.
Именно поэтому Паоло и завидовал Вашеку. Маленького метиса снедали ревность и обида, когда он видел Вашека за одним столом с таким могущественным человеком, как Керголец, когда он наблюдал, как Вашек ездит на Мери и ухаживает за пони, когда он заставал Вашека за дружеской беседой с капитаном Гамбье или когда Вашек в антракте обходил публику со львенком на руках. Как мечтал обо всем этом он сам, с какой радостью бегал бы он так же беспрепятственно по цирку, по конюшне, по зверинцу! Но маленького красивого Паоло отовсюду гнали, Ганс глядел на него и его братьев волком и ворчал, что ни за что не ручается, если эти цыганята сунутся на конюшню. А капитан Гамбье вывесил даже специальный циркуляр, запрещавший мальчикам подходить к клеткам и повозкам со зверями. Все побаивались подвижных, как ртуть, сорванцов, их врожденного лукавства и озорства. В Вашеке же, мальчугане спокойном и рассудительном, было что-то от взрослого мужчины, и окружающие обращались с ним как с равным.
Если большинство относилось к ребятишкам Ромео просто настороженно, опасаясь какой-либо проделки, то один человек с первой же минуты воспылал к ним откровенной ненавистью. Это был Ар-Шегир, верный страж и слуга Бинго. При нем прекрасный Паоло не смел приблизиться к слоновнику.
— В приверженцах Магомета, — озабоченно говорил Ар-Шегир, — сидят джинны, которые покушаются на здоровье священных животных. Я положил на порог амулет, но джинн может перешагнуть через него в образе Паоло.
Амулета на пороге никто не приметил, зато все видели хлыст, который Ар-Шегир поставил у входа. Когда он в первый раз кинулся с этим хлыстом на Паоло, мальчик чуть не плача прибежал к отцу, горько жалуясь на то, что Ар-Шегир гонит его прочь. Ахмед Ромео пожал плечами.
— Что говорится в суре Слона?
Паоло не знал. Ахмед достал из кармана четки и, взявшись за одно из зерен, заговорил нараспев:
— Разве не знаешь ты, как поступил создатель с народом, который привел слонов?
— А, это про тех пьяных… — вспомнил Паоло.
Ахмед кивнул головой и продолжал:
— Создатель ниспослал птиц Абабиль, которые стали бросать в людей каменьями, и люди полегли, как хмельные былинки.