Номера шли один за другим, не успевали за кулисами исчезнуть одни артисты, как тотчас появлялись другие, с новым, еще более невероятным номером. Человек, прыгающий так высоко, словно у него в ногах были мощные пружины; девушка, с невероятной скоростью уклоняющаяся от летящих в нее ножей, при чем ножи кидали трое разом; женщина, за пять минут связавшая по заказу зрителей два свитера, семь пар носков, галстук, перчатки и толстенную шаль с гербом города на ней.
Представление все шло и шло, в воздухе висел резкий запах пота, сладостей и удивления, даже восхищения, с которым зрители смотрели на разворачивающееся перед ними действо. Настя и Сашка, позабыв про все на свете, впитывали в себя каждое мгновение шоу, чтобы помнить о нем всегда.
Они были так зачарованы, что когда позади них появился темный силуэт, не один из них этого не заметил.
Настя почувствовала, что кто-то схватил ее за локоть, но не обратила на это внимание, только недовольно дернула рукой.
"Чего Сашке надо от меня?" — даже подумала она, но тут вдруг сообразила, что Сашка сидит по ее левую руку, тогда как хватали за локоть правой. Испуганно взвизгнув, девочка отшатнулась прочь от кого-то, подкравшегося так незаметно.
— Настя, ты чего! — недовольно воскликнул брат, отталкивая от себя сестру.
— Настя… — просипел темный силуэт, выходя в луч света… и оказываясь запыхавшимся и испуганным Антоном.
— Антон?!
— Идемте отсюда, быстрее! — мальчик потянул ее за руку, испуганно оглядываясь через плечо.
— Где ты был?
Антон бросил на нее быстрый взгляд, зачем-то посмотрел на свою руку, которой сжимал локоть девочки.
— Не важно. Меня чуть не поймали. Ты нашла Сашку, так что может пойдем…
— Вот еще! — вмешался Сашка, не отвлекавшийся от разворачивающегося на манеже действа, но все прекрасно слышавший. — Тут такое показывают — закачаешься! Во-во, смотри!
Антон и Настя (первый с неохотой, вторая с жадностью) посмотрели в сторону манежа. В этот момент клоун-толстяк как раз спрыгивал с десятиметрового помоста на один конец кем-то притащенных качелей. Приземлился он со страшным грохотом, подняв тучу пыли, а клоун-здоровяк, вереща, улетел куда-то под купол, где и повис, каким-то чудом зацепившись одной ногой за натянутый под потолком трос для гимнастов. Сашка и Настя (как и зрители наверху) покатились со смеху, а Антон только недоуменно пожал плечами: да, это было забавно, но не настолько, чтобы хохотать до слез в глазах.
Подождав, пока утихнет смех, он снова потянул Настю за локоть.
— Настя, идем. Нам нечего здесь делать. Если нас поймают… — Антон зябко передернул плечами, и улыбка девочки чуть поблекла.
Она посмотрела на брата, снова взглянула на Антона. Только сейчас она заметила, что он напуган.
— Что-то случилось, Антон?
Он с минуту смотрел на нее, а потом неуверенно выдавил:
— Кажется, я траванулся какой-то гадостью. Не очень хорошо себя чувствую.
Она с тревогой посмотрела на своего нового знакомого.
— В смысле — траванулся? Ты что-то съел?
Он покачал головой и ответил:
— Нет. И не выпил.
— Тогда я не понимаю…
— Я пролил на себя какую-то жидкость. Нечаянно.
— Где?
Он протянул правую руку, Настя на секунду склонилась над ней, почти тотчас выпрямилась и недоуменно посмотрела на Антона.
— Я ничего не вижу.
Антон вытаращился на нее, потом посмотрел на свою руку: он явно видел чуть фосфоресцирующее зеленое пятно, расплывающееся по половине руки, достающее уже до локтя. Он пытался стереть эту штуку, но у него ничего не вышло. Видимо, гадость въелась в кожу намертво. И он чувствовал себя очень плохо, его тошнило, кружилась голова.
— Да нет у тебя ничего, Тош, — вмешался Сашка с таким авторитетным видом, словно разбирался в таких делах как никто другой. Он ткнул пальцем прямо в середину пятна — которого якобы не было — и Антон поморщился от едва заметной, но вполне реальной боли. — Видимо, все высохло уже давно.
— Это не важно, — наконец, выдавил из себя Антон. Ему становилось все хуже, запахи вокруг были просто невыносимы, от них мутило, ему было просто необходимо выйти на свежий воздух. — Можем мы уйти отсюда?
— Смотрите! Кажется, начинается! — вдруг воскликнул Сашка, не обращая внимания на бледного и покрытого потом приятеля. Он наклонился чуть вперед, чтобы лучше видеть происходящее на манеже.
— Что начинается? — спросил Антон, и ему ответил голос конферансье в зеленом костюме.
— Дамы и господа! Вы видели все наши самые лучшие номера! Остался только один! Последний, но самый невероятный, самый лучший, самый восхитительный! Позвольте представить! Единственный в своем роде! Маг и Колдун! ЦИРКАЧ!
Зрители неистово зааплодировали, а карлик-конферансье исчез в клубах зеленого дыма. На мгновение лампы во всем цирке вспыхнули так ярко, что люди вскрикнули, закрывая глаза, а когда они снова смогли видеть, то оказалось, что посреди манежа стоит старинное кожаное кресло, а в этом самом кресле расположился мужчина с плаката, тот самый, в цилиндре и во фраке. И он улыбался белоснежными зубами, глядя сверкающими черными глазами на притихших людей, словно он был львом — а они его законным обедом.