Цитадель

Сердце гулко колотилось, в крови накапливался адреналин. Дэнни захромал дальше, стараясь идти как можно быстрее, но быстро все равно не получалось. Снять ботинок и надеть вместо него сандалию? Нет, нет, только не останавливаться. И не расставаться с левым счастливым ботинком.

Мелькнула мысль о бассейне. Там кругом хотя бы открытое пространство, там можно будет оглядеться. Всегда полезно знать, с кем имеешь дело. А еще на дне бассейна покоилась спутниковая тарелка. Рядом с ней, почему-то казалось Дэнни, ему будет спокойнее.

Как только появилась цель, стало чуть легче. Припадая на одну ногу, Дэнни двигался в сторону бассейна — если, конечно, он правильно определил направление. Он нарочно производил как можно больше шума, чтобы не слышать пугающих звуков. Но это не помогало, его преследователь или преследователи не отставали и продвигались сквозь черные заросли с той же скоростью, что и он сам. Дэнни было жутко и странно, он словно наблюдал за собой со стороны: вот он ковыляет по одичалому саду, спотыкаясь о гнилые коряги, — хромой, разноногий, беззащитные пальцы правой ноги неестественно белеют в темноте, голова разбита, за спиной замок, полный незнакомых людей, и все это происходит в стране, названия которой он не знает. И деться ему отсюда некуда. И выбора нет. А еще точнее, ничего у него нет, иначе как бы его угораздило вляпаться в такое?

Опять потянуло холодом. Дэнни начал вслух повторять себе: Возьми себя в руки. Возьми. Себя. В руки.

Вот так незаметно и вползает червь. Лишь однажды позволишь себе подумать лишнее, а он уже внутри тебя, уже жрет. И не остановится, пока не сожрет все. Ты всего лишь представил себя слабым и беззащитным — и готово, вот ты и есть слабый и беззащитный, и рано или поздно это станет ясно всем. Дэнни не раз видел, как червь пожирал людей. Точно так же, как годы пожирают этот замок: вгрызаются в потолки и стены, прокладывают ходы под полом. Казалось бы, вот коридор, только что отреставрированный — блестят лакированные двери, горят электрические канделябры, — а внизу под новенькими половицами все источено насквозь, живого места не осталось.

Он угадал близость бассейна, еще не доковыляв до кипарисов: смрадный ветер ударил в нос и растрепал волосы. Дэнни невольно замер, ощутив этот нехороший ветер на лице и вслушиваясь в нехороший, скрипучий, скребущий звук внутри кипарисовой изгороди. Звук, от которого кожа на его черепе натянулась, бинты с прилипшими к ним волосами сдвинулись с места, а сердце заколотилось о ребра, как таран. Дэнни окаменел, двигались одни глаза. Нет, он не побежит, не побежит ни за что. Это все бред, это от головы, от червя.

Он сунул руку в карман — за телефоном. Что-то внутри Дэнни требовало немедленно установить связь, все равно с кем, и было глухо к голосу здравого смысла (который говорил, в частности, что телефона в кармане нет). Это что-то застряло в черепной коробке, и ему было некуда деться и не к чему прикрепиться. Рука Дэнни так резко дернулась в глубь кармана, что ткань прорвалась под ногтями; но телефона все равно не было. И тогда острие, засевшее в голове и нацеленное наружу, развернулось на сто восемьдесят градусов, внутрь мозга — и тут же проснулась головная боль.

Отыскав проход и протиснувшись между кипарисами, Дэнни наконец увидел бассейн: круглый, черный, безмолвный. Бассейн воображения. Правда, в темноте можно было подумать, что он черный просто оттого, что ночь, а не сам по себе. Поднявшийся ветер гнал сухие листья по мраморным плитам. Свет, идущий непонятно откуда, — с неба? — отражаясь от белого квадрата отчищенного мрамора с противоположной стороны, создавал над бассейном легкий ореол, как после снегопада. Оказавшись на открытом месте, Дэнни внимательно огляделся. Никого. Отчаянное сердцебиение начало утихать, ток крови понемногу замедлился.