Цитадель

Все вокруг Дэнни поплыло, ему показалось, что в помещении кончается кислород. Он старался дышать глубже, но чем больше старался, тем сильнее кружилась голова. Бенджи заворочался у него на руках, и Дэнни подумал: мне нельзя падать, если я упаду, то уроню ребенка.

Анна: Ховард, прекрати! Ты должен взять себя в руки. Перестань! Видишь, сколько людей с нами, и дети тоже. Сейчас надо думать, как нам всем отсюда выбраться.

Но Ховард ее не слышал. Глядя прямо перед собой широко раскрытыми невидящими глазами, он шарил руками по воздуху. Неожиданно он замер.

Дэнни-иии! — закричал он каким-то неестественным гортанным голосом, и это долгое «и-иии» мгновенно заполнило собой всю камеру пыток, превратившись в протяжный вой.

Ховард: Дэнни! Дэнни! Дэнни! Спаси меня, пожалуйста, выпусти меня! Дэнни, пожалуйста, я все сделаю, я все тебе отдам! Дэнни, не уходи, не оставляй меня тут!

Сам Ховард при этом даже не смотрел на Дэнни, зато смотрели все остальные. Мик, Анна, студенты — все обернулись к нему с раскрытыми ртами. Всякий раз, когда Ховард выкрикивал его имя, Дэнни казалось, что его череп сейчас расколется. Ребенок у него на руках, как ни удивительно, продолжал спать. Дэнни вдруг заметил, что он почему-то прижимает к себе детское тельце, будто цепляется за него, будто это Бенджи его держит, а не наоборот.

Ховард: Дэнни! Не надо, пожалуйста! Вернись, Дэнни… ии… ии… иии… Выкрики сменились судорожными рыданиями. Ховард рыдал как ребенок, размазывая слезы и сопли по лицу. Таким его не должен был видеть никто, ни один человек.

В помещение, задыхаясь, ворвались студенты, бегавшие проверить лестницу. Там заперто, дверь заперта, мы в ловушке, мы все здесь умрем.С этого момента началась общая истерика. Какое-то время страх нарастал и метался бесцельно, но Ховард снова выкрикнул имя Дэнни, и в отчаянии все ухватились за это имя. Обезумевшая толпа сомкнулась вокруг Дэнни, подвывая: Дэнни, спаси!

Если я упаду, то уроню ребенка.

Дэнни, Дэнни, пожалуйста, выведи нас отсюда, пожалуйста, спаси нас, пожалуйста…

Дэнни: Ладно, хорошо.

Но его никто не услышал. Он и сам себя не услышал. Мольбы и стенания множились, отражаясь от каменных стен. Дэнни пожалуйста… Спаси нас пожалуйста спаси нас пожалуйста спаси нас пожалуйста…

Дэнни: Хорошо. Все. Хватит.

Он наконец произнес это громко и внятно, и стоявшие рядом начали затихать. Скоро затихли и остальные. Все стояли и ждали: вот сейчас Дэнни что-то сделает. А что он мог сделать? Ховард лежал на полу, корчась в рыданиях, Анна склонилась над мужем. Она обнимала его за шею — осторожно, чтобы не придавить спящую у нее на груди дочку.

Дэнни: Хорошо. Сейчас… Нора, где ты там? Он старался выиграть время.

Нора шагнула вперед. Глаза у нее были мокрые, испуганные.

Дэнни: Возьми ребенка.

Нора не двинулась с места.

Чего вылупилась? Делай свою работу! Возьми ребенка, я сказал. Сука!

Нора дернулась, как от пощечины. Сам ты мудак.

Но она забрала у Дэнни спящего ребенка и молча шагнула в сторону.

Дэнни: Мик, ты где? Мик!

Дэнни тянул время, пытался перебороть в себе отчаянное желание съежиться, а лучше совсем исчезнуть. Он всегда был вторым, а не первым. Можно даже сказать, что среди вторых он был первым. Но быть просто первым он не умел.

Взгляд Дэнни уцепился за карту, которую Мик все еще держал под мышкой: вот что поможет хоть на минуту, на две минуты оттянуть тот миг, когда все поймут, что у него нет ни плана, ни решения, ничего.

Дэнни: Давай сюда карту, надо кое-что проверить.

Мик поднял карту, и Дэнни принялся водить по ней фонариком, но свет, отражаясь от стекла, бил ему в глаза. Мик с размаху стукнул карту о колено, и стекло разлетелось. Теперь он держал в руках пергамент. Дэнни делал вид, что рассматривает какие-то линии, но на самом деле даже не мог сфокусировать взгляд. Это был обман, он хотел лишь выгадать секунду, и еще секунду, и еще, прежде чем все опять начнут выть и стенать.

Мик: Так, тут вроде…

Дэнни: Если пойти вот так вниз…

Мик: А может, сюда?

Где-то рядом всхлипывал Ховард: горестно, безнадежно. Дэнни не плакал так никогда, ни разу в жизни.

Дэнни: Ладно, просто пойдем, и все. Там разберемся.

Он подождал, пока Анна поможет мужу встать. Ховарда трясло, его лицо было в грязных разводах.

Мик, можешь пойти последним и проследить, чтобы мы никого не потеряли?

Мик: Да, конечно. Кажется, он был рад возможности ретироваться назад.

Дэнни первым вышел из камеры пыток и посветил фонариком в темноту. Он шел, как по морскому дну, ведомый не чутьем и не интуицией, а одним лишь желанием защитить этих людей от страшного знания того, что он не может им ничем помочь. Он должен был делать вид, что ведет их к какой-то цели, чтобы они думали, что идут к этой цели, и не вопили бы, и не выкрикивали его имя. Потому что он знал: еще одного такого же концерта он не выдержит.