Цитадель

Больной вошел, стараясь казаться веселым, снял халат, который унесла сиделка, и влез на узкий стол. Решив, что надо пройти через это испытание, Видлер хотел встретить его мужественно. Раньше чем ему надели маску, он с улыбкой обратился к Эндрью:

— Как только все это кончится, я поправлюсь.

Он закрыл глаза и чуть не с жадностью, глубокими глотками, стал втягивать в себя эфир. Мисс Бакстон сняла бинты. Смазанный йодом живот, неестественно вздутый, высился блестящим холмиком. Айвори приступил к операции.

Он начал с глубоких впрыскиваний в поясничные мышцы. Затем сделал широкий средний надрез, и сразу же, невероятно быстро, обнаружилась опухоль. Киста торчала в отверстии, как мокрый надутый резиновый мяч. Диагноз Эндрью оправдался, и это еще прибавило ему самомнения. Он подумал, что Видлер, освобожденный от этой неприятной штуки, легко поправится, и, занятый уже мыслью о предстоящем визите к другому больному, украдкой поглядел на часы.

Между тем Айвори мастерски играл этим футбольным мячом, спокойно стараясь обхватить его руками и нащупать место его прикрепления, и сохранял ту же невозмутимость, несмотря на то, что ему это не удавалось. Каждый раз как он пытался захватить опухоль, она скользила под его руками. Он пробовал опять, пробовал двадцать раз.

Эндрью раздраженно смотрел на Айвори, думая: «Что он делает?» В брюшной полости было немного места для манипуляций, но все же достаточно. Эндрью приходилось видеть, как Луэллин, Денни, десяток других врачей в старой больнице орудовали в таких случаях — ловко и с гораздо меньшей размашистостью. И вдруг ему пришло в голову, что ведь это в первый раз Айвори делает при нем операцию в брюшной полости. Он бессознательно спрятал в карман часы и, цепенея, придвинулся ближе к столу.

Айвори все еще пытался подвести руки под кисту, такой же спокойный, невозмутимый, сосредоточенный. Мисс Бакстон и молоденькая сестра милосердия стояли рядом, мало разбираясь в том, что происходит, и с полным доверием следили за ним. Врач, дававший наркоз, пожилой, седоватый мужчина, с созерцательным видом поглаживал большим пальцем пробку закупоренной бутылочки. В пустой маленькой операционной под стеклянным потолком царила безмятежная атмосфера, не чреватая никакими событиями. Не ощущалось никакого острого напряжения, никакого драматизма. Айвори, подняв одно плечо, лавировал руками в перчатках, пытаясь подсунуть их под гладкий резиновый мяч. Но у Эндрью почему-то захолонуло внутри.

Он хмурился, напряженно смотрел. Чего он страшился? Бояться было нечего, решительно нечего. Операция простая, через несколько минут она будет окончена.

Айвори с легкой усмешкой, как бы удовлетворенный, перестал искать точку прикрепления кисты. Он спросил нож у молоденькой сестры. Он теперь больше, чем когда-либо, походил на великого хирурга из романов. Взяв нож, он, раньше чем Эндрью сообразил, каково его намерение, сделал глубокий прокол в блестящей поверхности кисты. После этого все произошло сразу, в одно мгновение.

Киста лопнула, извергая в воздух большой сгусток венозной крови, выплевывая свое содержимое в полость живота. Секунду назад она была тугим шаром, теперь же стала похожа на плоскую сумку, лежащую в массе булькающей крови. Мисс Бакстон принялась лихорадочно доставать тряпки из барабана. Врач, дававший наркоз, не сел, а упал на стул. Молодая сестра, казалось, была близка к обмороку. Айвори сказал важно:

— Зажимы, пожалуйста.

Прилив ужаса охватил Эндрью. Он видел, что Айвори, не сумев найти ножку кисты и перевязать ее, слепо, бессмысленно вскрыл кисту. А киста была геморагическая.

— Тампоны, пожалуйста, — скомандовал Айвори своим бесстрастным голосом. Он ковырялся в крови, пытаясь зажать ножку кисты, осушая переполненную кровью полость, не умея остановить кровоизлияние. Ослепляющей молнией пронизала Эндрью догадка. Он твердил мысленно: «Всемогущий Боже! Да он не умеет оперировать, совсем не умеет!»

Анестезиолог, прижав палец к шейной артерии Видлера, пробормотал тихим голосом, точно извиняясь:

— Боюсь... он, кажется, кончается, Айвори.

Айвори, бросив зажим, затампонировал вскрытую полость окровавленной марлей. Начал накладывать швы на широкий разрез. Вздутия больше не было. Живот Видлера представлял собой вогнутую, безжизненно белую поверхность, потому что Видлер был мертв.

— Да, он скончался, — сказал врач.

Айвори наложил последний шов, методически обрезал конец и повернулся к подносу с инструментами, чтобы положить ножницы. Эндрью, точно парализованный, не мог шевельнуться. Мисс Бакстон — с желтым, как глина, лицом машинально клала горячие бутылки сверх одеяла. Видимо, ей стоило больших усилий владеть собой. Она вышла. Служитель, не зная о том, что случилось, внес носилки. Через минуту тело Гарри Видлера было отнесено наверх, в его палату.

Айвори наконец заговорил.

— Какая неудача, — сказал он обычным, спокойным тоном, снимая халат. — Я полагаю, это шок, как вы думаете, Грей?

Грей что-то невнятно пробормотал в ответ. Он был занят укладкой своих принадлежностей.