Цитадель

– Может, тебе еще самоцветов отсыпать для полного счастья? – прогудел каменный тролль гулким басом.

Все повернулись к говорящей глыбе.

Пока он сидел неподвижно в лучах заходящего солнца, никто не обращал на него внимания, принимая за кусок скалы. Но когда шевельнулся и заговорил, все увидели каменного исполина, который может одной рукой прихлопнуть целого гнома, а то и человека.

– Отсыпь мне! – раздался из рощи голос огра. – Я с удовольствием съем.

– Ограм лишь бы пожрать, – бросил гоблин, хихикая.

Мелкинд поправил одежду и прошипел раздраженно:

– Будто гоблины лучше. Только и ждете, чего бы ухватить.

Народ загалдел, как на Абергудском базаре. От шума воргу захотелось бежать в самый дальний лес, чтоб не слышать, как каждый расхваливает себя, при этом не забывая облить грязью рядом стоящего.

Пока присутствующие выясняли, кто достоин силы Талисмана, главенства и вообще места под солнцем, Лотер спрыгнул с камня. Он подошел к эльфийке с Теонардом и досадно рыкнул, устремив взгляд на море.

Серая хмыкнула и посмотрела на ворга сочувственно. В глазах читается: все бесполезно. Затем показательно выпрямилась, приоткрывая глубокое декольте, и, словно на веревочках, взлетела на замшелое бревно позади себя.

– Ну что, премудрый ворг, – произнесла она. Уши кокетливо шевельнулись, Каонэль уселась на бревно верхом. – Как успехи?

Лотер промолчал. Эльфийка поправила серебряную прядь за ухом и продолжила задумчиво:

– Никто не хочет никого слушать. Кидаются друг на друга, как свора бешеных собак. Удивительно, что еще драк нет.

– Это пока, – глухо отозвался ворг. – Тут не Межземье, за убийство в камень не превратишься. Стоит начать, и потекут реки крови, а уж какая она будет – эльфийская, человечья или гоблинская, – не важно.

Теонард наконец открыл глаза и по-королевски оглядел спорящую толпу. Крона липы раскинула широкую тень над головой, накрывая прохладой. Сначала человек не обращал внимания, но теперь стал кутаться в плащ.

Голуби в клетке под спиной тихонько воркуют, чистят перья и втягивают головы. Птиц он перетащил сразу, как разобрались с гномом. В такое время они обычно уже спят, но в условиях похода весь режим сбился и теперь вообще непонятно, когда засыпают.

– Я же говорил. Надо взять в долг, – сказал он зевая. – Идея блестящая, все до нее додумались. Просто не могут выразить по-человечески.

– Да какой долг! – огрызнулся Лотер и, повертевшись на месте, сел под дерево. – Они ни в долг, ни без долга не могут. Смотри, как глотки надрывают, вон, гарпия уже косится на гоблина. Еще немного – и нападет. И этот еще, с бычьей башкой…

Ворг тяжело вздохнул. Меньше всего в жизни ему нравилось разбираться с проблемами. В жизни полузверя прежде существовала охота, мертвяки с вкусными косточками, от которых обороты проходят как по маслу, ну и дочки сыроваров с пышными формами. Теперь приходится слушать вопли эльфиек, гоблинов и остальных. А те даже не пытаются разобраться.

Он прошептал, словно проговаривая, ему лучше думалось:

– Чародей не просто так собрал разношерстную публику. И не просто так сказал про Цитадель.

– Затылок горит! – неожиданно выпалила Каонэль и вскочила с места.

Брови серой сшиблись, глаза тревожно расширились, уши встали торчком. Она завертела головой и схватилась за антрацитовую рукоять. Со стороны плато прилетел порыв ветра и принес странный, незнакомый запах. Деревья обеспокоенно закачались, словно тоже учуяли опасность.

Лотер, недовольный, что снова прервали поток мыслей, прорычал:

– Водички попей.

– Да при чем тут вода! – отчаянно выкрикнула Каонэль, дергая ушами. – Так всегда происходит перед бедой.

В этот момент воздух задрожал от стрекотания. Запахло то ли вяленой рыбой, то ли давно не стиранной одеждой. Те, кто сидел, повскакивали и завертели головами в поисках источника звука. Остальные же схватились за оружие, амулеты и все, что попалось под руку.

Стрекотание повторилось. На этот раз звук донесся откуда-то из середины каменной равнины или даже ее недр. Послышался противный цокот, словно металлические когти царапают камень. Через несколько мгновений из трещины в центре плато показалась хитиновая конечность. На покрове пучки фиолетовых волосков, от них матовое сияние.

За ней появилась еще одна, и еще, пока весь огромный паук не выполз на поверхность. Круглое брюхо соткано из фиолетового света, внутри пульсирует нечто вроде сердечника и пускает тонкие стрелы.

Два черных, как бездна, глаза смотрят застывшим взглядом на собравшихся. Еще четыре прямо под ними хищно поблескивают. Внизу головы челюсти, похожие на огромные клещи, в глубине рта еще одни, чуть поменьше.

– Что за чертовщина? – выдохнул Теонард и подскочил, хватаясь за клетку с голубями.

Паук остановился на краю трещины и качнулся на тонких лапах. Челюсти распахнулись, открыв сияющий фиолетовый пищевод. Тварь застрекотала и плюнула чем-то вязким и белым.