Цитадель

Настроение же воспитанницы все более не совпадало с делами, в коих ей приходилось участвовать. Она продолжала вместе со своим духовником посещать лечебные дома и ночлежки для инвалидов, но заметила, что все эти несчастные стали раздражать ее своей несчастностью и болезненностью. Конечно, она понимала, что такие настроения — грех, но боялась признаться в них духовнику. Этот грех она замаливала сама, стоя на коленях в одной из церковок монастыря, вызывая своим усердием умиление монахинь.

Когда молитвенный угар проходил, Сибилла бежала к себе в келью, к тайному собранию любовных эпистол и проливала над ними тихие и, как ей казалось, постыдные слезы.

После одного из очередных походов в приют для брошенных детей, после особенно откровенного и неизящного натиска со стороны отца Савари, принцесса получила письмо, в котором неизвестным, возвышенным обожателем делался решительный шаг вперед в развитии их отношений. Он просил смиренно, но в тоже время непреклонно, позволения открыть принцессе свое имя.

Сибилла была потрясена. Это требование испугало и взволновало ее. С одной стороны, грозил рухнуть уютный, безрадостный мирок, стенами которого стали беседы Савари, одинокие молитвы и безымянные письма; с другой стороны обещаны были огромные, яркие, хотя, может быть, и рискованные приобретения. А что, если этот человек все же недостойный?! — спрашивала она себя. А что если этот человек очень достойный?! — спрашивала она себя опять, и ответ на этот вопрос пугал ее еще больше.

Волнение несколько улеглось, когда она обнаружила приписку, что если ей это предложение не противно, то пусть она перед вечерней молитвой выйдет на паперть церкви Святой Бригитты, что у ворот монастыря. Девушку порадовала деликатность обожателя, выказанная в этом предложении, он оставлял за ней право окончательного выбора.

— Что же вас привело сюда, граф, ко двору ссыльной и всеми гонимой Изабеллы? — обворожительно улыбнулась принцесса.

Рено Шатильонский поклонился глубоко и подчеркнуто, даже чуть более подчеркнуто, чем требовалось в подобном случае дворцовым этикетом. Впрочем, может ли быть хоть какая-нибудь степень обходительности сверхмерной в отношении красивой женщины?

— Вы поставили меня в тупик вашим вопросом, Ваше высочество.

— Что так?

— Получается так, что если я скажу правду, то тем самым, пожалуй, солгу.

— Изъясняйтесь, граф. Мы, провинциалки, не в силах оценить словесные обороты столичных гостей.

В спальне принцессы не было никого, кроме секретаря и камеристки. Изабелла занималась своим любимым делом — беседовала во время утреннего туалета. Или, точнее сказать, заканчивала утренний туалет под аккомпанемент интересной беседы.

— Так что же, граф, я жду.

— Вы спросили меня, зачем я здесь. Чтобы быть правдивым, я должен был бы ответить, что я здесь не по собственной воле. Моя правдивость вынуждает меня к самой ужасной лжи, ибо быть здесь, у вас — это мое самое страстное желание.

В круглом, темноватом зеркале, которое держала перед Изабеллой камеристка, промелькнула мгновенная ехидная улыбка. Она добавляла своеобразия правильным чертам лица ее высочества. Юной принцессе прежде не приходилось видеть знаменитого буяна и забияку, графа де Шатильона, но рассказов о нем она слышала предостаточно, и ужасных, и прелестных. Человек, которому приходится часто убивать, бывает весьма остроумен.

Принцесса принимала неожиданного гостя, так и не повернувшись к нему лицом. Крупная фигура в темном плаще отражалась время от времени своими воинственными частями в зеркале. Общее впечатление Изабелла решила составить, закончив туалет. Пока она сумела выяснить лишь одно — граф мрачен, как туча, но при этом старается быть деликатным, заставляет себя говорить довольно витиеватые комплименты, но делает это без должного чувства. Отсюда легко сделать вывод — прибыл он по чьему-то заданию, по чьему именно, и что это за задание — еще предстоит выяснить.

Последний раз посмотревшись в зеркало, принцесса повернулась к гостю. Он поклонился ее лицу еще более истово, чем ранее ее затылку. Вслед за этим они получили возможность рассмотреть друг друга, и, судя по всему, остались друг другом довольны.