Цитадель

— Я ловил рыбу, вон там на камнях возле ручья, вдруг вижу… раньше они больше жались к бойне, теперь разгуливают по всей округе.

— Как тебя зовут?

— Анжет.

— Ты спас мне жизнь.

Юноша смущенно опустил голову. Он был одет как оруженосец латинского рыцаря и вел себя соответственно. Когда, в знак признательности, отец Марк предложил ему золотую монету, он отказался, разве только не с негодованием и сказал, что его господин очень бы не одобрил, когда бы его оруженосец взял деньги за совершение доброго дела.

— Спасибо тебе, — улыбнулся спасенный, — когда-нибудь я тебе отплачу.

Дом, где остановился шевалье де Труа, отец Марк отыскал легко, но войти не поспешил, наоборот, вернулся на рыночную площадь и начал обходить лавки, окаймлявшие ее. Долго не было понятно, действительно ли он что-то ищет, или просто убивает время. Наконец он добрался до лавки оружейника. Обменявшись приличествующими случаю приветствиями с хозяином, он особое внимание уделил стене, увешанной кинжалами. Хозяин лавки, седой толстяк, эльзасец, сразу почувствовал, что имеет дело со знатоком. Он завел с гостем учтивую беседу. Он очень хотел угодить этому покупателю, но оказалось, что это не так просто.

— Вот, — с воодушевлением говорил хозяин, взвешивая в руках очередной кинжал, — настоящая толедская работа. Говорят, что их закаляют там не в уксусе, а прямо в бычьей крови.

Чтобы не обидеть хозяина, отец Марк тоже подержал в руках толедское произведение.

— Да, возможно и в крови, но от этого металл быстрее ржавеет. И потом, это не столько кинжал, сколько небольшой меч, согласитесь, любезный.

— Что верно, то верно, — принужден был согласиться эльзасец, но тогда вам, уважаемый, вряд ли что-нибудь подойдет из работ европейских мастеров. В изготовлении оружия такого рода всегда непревзойденными специалистами были восточные народы. Недаром говорится, что меч, это продолжение чести, а кинжал продолжение хитрости.

Отец Марк улыбнулся.

— Не могу с вами не согласиться.

— Тогда взгляните на этот эламский нож, работы очень старинной, но лезвие до сих пор — зеркало.

— Если бы я был прекрасною дамой, я не преминул бы приобрести такое необычное зеркало.

Хозяин потупился, откровенный намек гостя на свою внешность его смутил.

— А потом такие ножи любят ночные разбойники, один вид такого лезвия заставляет путника вынимать кошелек из кармана. А я, надеюсь, не похож на рыцаря неблагородной наживы.

Седовласый торговец учтивым полупоклоном ответил на это замечание. В те времена привередливость была прежде всего признаком хорошего тона.

— Рискну предложить столь искушенному покупателю обыкновенный сельджукский рисант, он не отличается богатством убранства…

— И поделом, ибо как правило, выполняет грязную, неблагородную работу — вспарывает брюхо барана, или перерезает горло христианина, верно?

— Воистину так! — кивнул хозяин, — но тогда… вкус господина столь изыскан, что я затрудняюсь что либо предложить.

— Не расстраивайтесь, — сказал отец Марк, — я ничего не куплю у вас не потому, что у вас нечего выбрать, лавка ваша одна из лучших, что мне приходилось видеть, а потому, что мне нужно нечто такое, чего может быть и нет в подлунном мире.

Глаза хозяина округлились.

— Может быть, — заговорил он неуверенно, — вам посетить лавки других оружейников? Правда, клянусь крестными муками Спасителя, они утешат вас не больше моего. И если у вас действительно есть нужда в оружии такого рода, вы все равно вернетесь ко мне.

— Нужда в оружии у меня есть, — сказал отец Марк. Кинжал, скрывавшийся у него под одеждой, никак не годился для задуманного им дела.

Оружейник оказался прав, отец Марк побывал еще в нескольких заведениях, торгующих оружием, зашел также и к старьевщику, но в конце концов вернулся к седому эльзасцу, где, после некоторых раздумий, купил небольшой хорасанский кривой кинжал, долго прилаживал его, вздыхая, к ладони.

— Придется остановиться на нем.

Когда отец Марк вошел в жилище шевалье де Труа, тот пребывал в состоянии полнейшего отчаяния, он уже почти смирился с горестной мыслью, что «спаситель» его не явится. Юноша кинулся к нему обниматься, так был обрадован.

— Ну?! — спросил он с надеждой, когда отец Марк снял свой башлык.

— Вы хотите спросить меня, не придумал ли я, как помочь, сын мой?

— Конечно! Именно! А вы так говорите, как будто… Вы совершенно спокойны?!

— Хотя бы один из нас должен сохранять равновесие духа, во имя достижения цели.

— Хорошо, хорошо. Я согласился вам ввериться и готов слушаться впредь.

Отец Марк огляделся.

— Где тут у вас можно писать?

— Вот стол, вот, — юноша кинулся в угол большой комнаты со сводчатым потолком и плетеными решетками на окнах. Там в углу действительно стоял небольшой стол изящной византийской работы. На нем высилась большая, толщиной в руку свеча в дорогом, заплывшем воском, подсвечнике. Шевалье присоединил к первой свече другую, с подоконника.

— Теперь будет посветлее. Садитесь, святой отец, садитесь, пишите.

Отец Марк покачал головой.

— Писать придется вам.

— Мне? Писать?!

— Да.