Цитадель души моей

Еще бы! Пларк достаточно хорошо знал свое дело, чтобы понять, к чему я упомянул именно дагату. Пожалуй, её длинное тонкое лезвие было единственным способом упокоить гиттона одним-единственным быстрым движением — вогнав её бестии в глаз на всю длину. Со взрослым гиттоном это бы не прокатило, не факт, что и со щенком получится — если вспомнить про привычку гиттонов постоянно мотать головой и про то, какие маленькие глаза у них глаза. Да, с первого удара может и не получиться, но вот чего не получится точно, так это красивого боя — такого, который пополнит кошелек распорядителя. На арене нужно убивать красиво. А мы этого не умеем. Егеря всю жизнь учатся убивать эффективно, а не эффектно. Привычки к картинным позам и лишним движениям из егерей выбиваются хорошими подзатыльниками в первые же тренировки.

Я обернулся.

— Чтобы я еще раз с вами, егерями, связался, — проворчал Пларк, доставая кошель.

Высыпал из него на ладонь несколько монет, потом вдруг наморщил лоб и задумался.

— Я верну тебе не тридцать, а пятьдесят драхм, — сказал он, криво ухмыльнулся, и ссыпал деньги обратно в кошель, — если мои бестии тебя не удивят. А вот если окажется, что видишь их впервые — ты заплатишь мне. Сотню. Идет?

Первым моим побуждением было — отказаться. Вторым — тоже. Потом я подумал о том, что это могут быть за бестии, которых я еще не видел. Одна догадка на этот счет у меня появилась, и поэтому мое третье побуждение отказаться было вдесятеро сильнее обоих предыдущих.

— Полно, Пларк. Ты что, забыл, кто перед тобой?

— Разве такое забудешь? — Пларк плотоядно улыбнулся, — потому и ставлю два к одному.

Будь на твоем месте кто другой, я бы один к ста спор предложил.

Я изобразил на лице легкое, ленивое любопытство. Но на самом деле мне было весьма тревожно и неспокойно. Нет худшего жребия для человека, чем попасться на глаза богу, когда ему хочется поиграть. Неужели?

— Уговорил, показывай. Только как же ты узнаешь, видел я этих бестий раньше, или нет?

— Ну, мы же честные люди, не станем друг друга обманывать, — толстяк визгливо засмеялся и, пыхтя, выбрался из кресла. Чтобы он смог пройти мимо меня в дверь, мне пришлось отступить в сторону на три шага.

Гладиаторские казармы располагались за амфитеатром, условия в них были вполне приличными, а порой — и чересчур приличными. У некоторых из гладиаторов даже отдельные квартиры имеются. Но мы, разумеется, пошли не в казармы, а вниз — в полуподвал, к клеткам. Зверье, бестии и те из гладиаторов, что не по своей воле дерутся, содержатся в клетках, отгороженных от самой арены лишь толстой дощатой дверью.

Пларк, даже не перваливаясь, а перетекая со ступеньки на ступеньку, пыхтел и хрипел, как загнанная лошадь, а я шел следом и все недоумевал — как же он наверх поднимается? Надо будет посмотреть — интересно же.

Но, увы, надежды на невиданное зрелище рассеялись сразу, как только мы достигли нижней площадки и Пларк, слегка отдышавшись, прохрипел стоявшему рядом стражнику:

— Беги к Аппию, пусть паланкин мой сюда несут.

Стражник, кивнув, рванулся мимо Пларка, но толстяк, явив неожиданную прыть, успел поймать его за руку.

— Да погоди! Болван! Дверь-то отопри сначала.

Стражник, что-то покаянно бормоча, сорвал с пояса связку, выбрал один из ключей и вонзил его в замочную скважину. Распахнул решетчатую дверь и, оставив её распахнутой, скользнул мимо Пларка и унесся вверх по лестнице. Распорядитель проводил его недовольным взглядом.

— Тупица. И ключи унес. Ему нас закрыть сначала полагалось, а он… — Пларк махнул рукой и бочком протиснулся в неширокий проем. Я не стал спешить за ним — я знал, что там есть еще одна дверь, которую стражник, находящийся внутри, должен открыть лишь после того, как мы войдем внутрь, а здешний стражник закроет свою. Простая предосторожность — даже если узникам удастся выскользнуть из клеток, убить стражника и открыть первую дверь, то выйти на свободу они все равно не смогут — вторая дверь открывается только снаружи. А потолок у казематов решетчатый — хочешь, из арбалета взбунтовавшихся узников перестреляй, хочешь — кипятком залей. Так что я подождал, пока звон ключей и лязганье замка возвестят о том, что местные стражники к правилам безопасности относятся совершенно наплевательски. Возможно, мне это скоро пригодится.

— Застрял, что ли? — донесся до меня голос Пларка. Я фыркнул и шагнул в сырой полумрак.

Внутреннее пространство каземата освещалось только одной, слабо мерцавшей, масляной лампой, укрепленной на стене над колченогим стульчиком, на котором — по всей видимости — коротал свои часы второй стражник. Дрожащий бледный огонек выхватывал из темноты круглый кусок грубой стены с каплями испарины на камнях и подсвечивал едва заметными бликами железные решетки, закрывавшие вход в клетки. Я обошел смутно белеющую в полутьме тушу Пларка и сообщил:

— Надеюсь, эти твои бестии умеют светиться, или, боюсь, я их просто не разгляжу.

— Сейчас, — проворчал Пларк, — этот дурак факел зажжет. Будет светлее.