Цитадель один

— Здорово… Нам бы так… — сказал Леха.

— Нет. У каждого из них есть дело, которым они занимаются, которое отнимает у них все силы. Нам сначала надо сделать так, чтобы такое дело было у каждого из шести с половиной миллиардов людей, а уж потом обеспечивать их всем, что им захочется.

— Понимаю… И все таки, хотелось бы, чтобы у нас было лучше.

— Будет. А, иначе, зачем мы тогда сражаемся?

Наша встреча закончилась простой болтовней. Я узнал все новости и слухи, накопившиеся за год. Так что, просидели мы до вечера, пока не разошлись по одному. Два следующих дня я просто гулял по городу. Но, когда я уже начал задумываться о возвращении в Цитадель, ко мне подошел Сережа. Подошел на людной улице. От такого нарушения конспирации я буквально потерял дар речи, а он сказал, как ни в чем ни бывало:

— Нет времени. С тобой срочно хочет увидеться человек сверху.

Слово «сверху» он так выделил голосом, что легко можно было понять: речь идет о руководстве движения. Выругавшись про себя, я пошел с ним к оврагу. Не думаю, что кто-то обратил внимания на нас, но обычно подпольщики на мелочах и проваливаются.

Сразу за оврагом, в компании Даниила, сидел человек в потертом джинсовом костюме, перчатках и шапочке, натянутой на лицо, несмотря на жаркую погоду.

— Здравствуйте, Артем, — обратился он ко мне. — Зовите меня «Темный». Это — моя старая кличка, под ней меня знали давно, когда только еще разрабатывались планы по захвату Земли, а я был одним из них.

Я кивнул, усаживаясь напротив него.

— Я догадывался, что в таком идеологизированном деле не могло обойтись без возражений и споров. И, непременно, кто-нибудь должен был отказаться принимать участие в этом всем. И ведь никто не задумался над тем, что Сопротивление появилось сразу же после завоевания Земли и было сразу хорошо организованным.

Темный кивнул.

— Мы оказалось в меньшинстве. Безымянный, Кибер-Снейк, Ракшас — они были убедительней, чем мы. Нам осталось только бороться и готовиться к борьбе заранее. Теперь мне понятно, почему Безымянный так выделил Вас.

— Не все так просто. Я никакой не гений, просто обучение в Цитадели здорово повышает интеллект.

— То, к чему Безымянный всегда стремился. Его идеалом было полное подчинение чувств разуму.

— И, похоже, он этого добился. Хотя он не перестает меня восхищать.

Темный вздохнул.

— Меня, к сожалению, тоже. Тебе достался, может быть, сильнейший из противников.

— Если не считать Рюсэя Симоды.

— Вот как, Рюсэй у Безымянного? Не ожидал!

— А Вы и Симоду знали?

— Только чуть-чуть. Он присоединился к проекту почти в самом конце, когда мы уже уходили оттуда. Он странный, очень странный. Он хвастался, что знает всех своих предков на тысячу лет назад, что у него есть кинжал, принадлежавший его предку в эпоху Токугавы, что он скрупулезно следует кодексу бусидо. Кроме родного, он знает пять языков, у него второй дан каратэ, и несколько призов за меткую стрельбу во время службы в полиции. Конечно, лично мы никогда не встречались, общаясь по Интернету. Поэтому-то я и прячу лицо: мое имя не знает даже Кибер-Снейк, не то что Безымянный. Меня интересует только один вопрос: нет ли слабых мест в их идеологии, незамеченных пока никем?

Я усмехнулся.

— Есть. Они закладывают генетическую бомбу под свой проект. Каждый год сотни людей приходят к ним в Цитадели. Их тщательно выбирают, отбраковывая недостаточно умных и здоровых. Тех, кто остается, они называют «элитой человечества» и изолируют от остального человечества. Пока их несколько тысяч, может, десятков тысяч. Но будет становиться все больше и больше. Им надо будет где-то жить. Их же не вернут назад, в наши города! Чем я буду заниматься здесь? Сидеть на пособии и ничего не делать? Значит, мне надо найти и жилье, и работу. Так образуются сначала небольшие изолированные территории, а, затем, они будут все больше и больше. Кроме умных и здоровых парней туда же попадают красивые и неглупые девушки. Как это называется?

— Для улучшения человеческой расы, — тщательно произнося каждое слово, подсказал Сережа.

— Вот-вот, у себя внутри они расу улучшат. А что же среди нас? Если они будут долго выбирать лучших, кто же останется здесь? Худшие? К ним не попадут больные, глупые, некрасивые. Через три-четыре сотни лет разница между ними и нами будет очевидна. Выбирать будет не из кого! И что им останется делать? Вот возьмем, для примера, тех негров-кочевников, жизнь которых изменял лично Безымянный. Я получил высшее образование, закончил физфак почти на одни пятерки, и то, учиться мне было очень тяжело. А когда они смогут обучаться по методикам Цитаделей? Я не думаю, что нынешним детям это по плечу. Их детям — может быть, их внукам — вполне. Но, к тому времени, где они найдут хороших преподавателей? Все, кто лучше, уже будут уведены. Их будут учить лучшие из худших, и на будущем этих бывших кочевников можно поставить крест. Я уже спрашивал, что им останется делать. А выход у них останется только один — перебить всех лишних, которых уже не переучишь, и дети которых будут еще хуже.