Цитадель тамплиеров

Она устроилась по-королевски. Каждое утро к ее выходу являлись десятки рыцарей, последовавших за нею из столицы. В Иерусалиме Бодуэн IV как-то сразу всем опостылел своими болезнями, затворничеством и скупостью. За последние четыре года он всего несколько раз появлялся перед подданными и со своими детьми виделся мельком. Его поведение порождало разные слухи. Но всем наскучило обсуждать, лихорадило короля накануне или у него желудок расстроен.

Дворяне, особенно молодые и бесшабашные, в Яффе при молодой принцессе жили довольно весело. Но обитатели Яффы не радовались. Сотня рыцарей с оруженосцами, слугами, лошадьми, как саранча на пшеничное поле, обрушилась на этот город. Вольные художники и мелкие авантюристы собрались в Яффу со всего побережья, от Газы до Аккры.

Сэкономив на Сибилле, Бодуэн выделил Изабелле приличное содержание, но только сама принцесса и ее мажордом, фантастически ей преданный эльзасец Данже, знали, до какой степени ей не хватает средств на увеселения.

Рано поутру, когда развеселая братия укладывалась спать, в городе и во дворце поселялась тишина.

Изабелла просматривала бумаги.

— Это что такое, Данже? Опять?! Тысяча двести бизантов?

— Да, Ваше высочество, — покашливая, отвечал сухой, как жердь, мажордом. — С учетом пени и налога.

— И каков же налог?

— Две пятых, Ваше высочество. В месяц.

— Почему же две пятых? Они сошли с ума!

— Они говорят, что брать с вас меньше они стесняются, боятся обидеть, Ваше высочество.

Изабелла встала из-за антиохийского столика, заваленного бумагами, и швырнула бумагу в камин.

— Что еще?

— Портовый пристав жалуется, что барон де Овернье зарубил на пристани лошадь кипрского купца.

— Чем ему не понравилась лошадь?

— Думаю, Ваше высочество, барон не попал по всаднику.

Изабелла усмехнулась, обнажив ровные зубы.

— Велите де Овернье заплатить за лошадь.

— Смею заметить, Ваше высочество, такие представления принято отвергать.

— Если бы барон зарубил купца, а тот случайно находился бы при оружии, в этом можно было бы разглядеть что-то рыцарское. Лошадь же — имущество. Достойно ли де Овернье покушаться на имущество какого-то купца? Простив барону, мы тем самым признаем, что он ведет себя неблагородно, не по-рыцарски.

Мажордом соображал в чем дело и соглашался.

— Вот именно. Я не желаю огорчать де Овернье и разрешаю ему заплатить за лошадь.

— Понятно, — кивнул Данже, — этот купец ошалеет от неожиданной милости.

— И впредь я повелеваю такие дела решать таким образом. И растолкуй всем, кто способен что-то понимать, смысл моего решения. Что касается Кипра…

Эльзасец не дал госпоже договорить:

— Кипр молчит.

— Это, наконец, странно. Гюи Лузиньян не показался мне молчуном.

Мажордом собрал пергаменты и направился к выходу. Остановился.

— Насколько я понял, у иудеев мы больше не одалживаемся. Две пятых!.. Тамплиеры дают деньги под десятую долю, и неограниченно…

Изабелла бросила взгляд на камин.

— Нет, Данже, ты не прав. Занимать придется у иудеев, даже если они потребуют больше двух пятых.

Лицо мажордома превратилось в вопросительный знак.

— Иудеям можно не отдавать, а тамплиерам — придется в любом случае.

В бело-красную залу дворца Великого магистра Рено Шатильонский вошел в ярости. В помещении находилось два человека — сам граф де Торрож и брат Гийом.

— …как какого-нибудь поваренка возили в корзине по городу! — шумел Рено. — В мужицкой телеге! Меня, чьи предки пировали за одним столом с Карлом Великим! Вы меня можете убить, но не унижать!

Граф Рено был громадного роста, статен, с пышной бородой. Словом, с виду образец латинского рыцаря, ну, и пьяница, забияка, мот, бабник. Оставалось выяснить, не дурак ли.

— Присядьте, сударь, — мягко сказал Великий магистр.

Подвигав усами, Рено Шатильонский опустился на табурет, расставил ноги и оперся правой рукой о колено. После недели пребывания в подземной тюрьме, его модные узкие шоссы были изодраны во многих местах, от роскошного блио остались лохмотья. Лишь острые длинные пигаши торчали вполне независимо. Появление этой обуви с загнутыми носами было обязано графу Анжуйскому, таким образом скрывавшему уродство стопы.

— В корзине вас доставили, сударь, исключительно ради вашей безопасности, — вступил в разговор брат Гийом. — И разве можно унизить дружеским участием? — брат Гийом встал. — Вас могли распознать. И донести о вас его величеству.

— Ну и что?! — с вызовом спросил рыцарь. — Почему нашего, Богом спасаемого монарха, должно интересовать известие о том, что граф Рено Шатильон разъезжает по столице?

— А вот почему, — брат Гийом взял со стола бумагу с большой королевской печатью и помахал ею.

— Что это?

— Что это?! — прорычал вдруг Великий магистр. — Королевский указ. В нем написано, что Рено Шатильонский приговорен к смерти за то, что неделю назад зарубил графа де Санти, которому его величество благоволил и был чем-то обязан.

Брови графа Рено сдвинулись.

Де Торрож продолжал:

— Вы задели короля, может быть, сами того не зная. Но это ничего не меняет.

Рено Шатильонский поиграл желваками, помрачнел и спросил: