Цитатник бегемота

Эсэсовец выглядел тоже непривычно без своей обязательной черной формы, но держался он так же, как и прежде, – бесстрастный взгляд, в лице – надменная брезгливость, позвоночник гнуться никак не желает.

Интересно, почему он не носит монокль, подумал Иван. Монокль был бы очень даже в тему.., вот кого стоило бы называть бароном – если бы, конечно, был монокль.

Иван энергично потряс головой. С мыслями его что-то было не в порядке. Они разбегались, как тараканы на московской прокуренной кухне.., включишь свет – и пруссаки в рассыпную кто куда.

Неудачное сравнение, с сожалением подумал Иван. Этот пруссак так просто не сбежит.., к тому же он не рыжий, а белокурый. Бестия.

– Так что же, профессор? – повторил не ведавший о бродящих в голове лжебарона метафорах Кляйн. – Вы не ответили на мой вопрос.

– Да-да, – произнес фон Кугельсдорф рассеянно. – Конечно…

Иван с интересом глянул на него. Тоже, видишь ли, задумался…

– Что – "конечно"? – довольно резко сказал Кляйн. Профессор встряхнулся и посмотрел на него.

Иван с удивлением отметил, что всегдашняя пустота в глазах светила арийской науки куда-то отступила, спряталась.

– Мы попали туда, куда хотели, – спокойно сказал профессор. – Год одна тысяча сто восемьдесят девятый от Рождества Христова. Мы неподалеку от города Иерихона, который скоро падет, взятый войсками непобедимого Иисуса Навина, великого вождя иудейского народа…

– Ну, про иудеев, пожалуй, не стоит, – недовольно перебил его Кляйн. – Не надо вот только про иудеев-то!..

Профессор с легкой усмешкой посмотрел на него, но промолчал.

– А что мы будем тут делать? – спросил Иван.

– Пойдем к этим самым… войскам?

– Нет, – повернулся к нему профессор. – Нам стоит лучше пойти в город.

– Почему?

Профессор не успел ничего ответить.

Неожиданно по дул сильный ветер, небо начало меркнуть: только что оно было ярко-синим, и вот уже стало лиловым, потом – фиолетовым; где-то высоко полыхнуло что-то ярче молнии: один раз, другой…

За их спинами, в стороне, противоположной городу, загрохотало. Иван повернулся туда, и тут же яростный порыв ветра сбил его с ног. Упали и все остальные, будучи не силах устоять. Трава полегла, как скошенная; прямо рядом с Иваном глухо ударилась оземь какая-то птица, сброшенная вниз налетевшим вихрем…

Иван с трудом поднял голову и увидел, как на холм, находившийся от них в двухстах шагах, прямо с неба опустился столб ярко-желтого света, пробив чудовищную тучу, закрывшую все вокруг; природа потеряла свои краски, все стало чересчур ярким, плотным, осязаемым; воздух затвердел и трава покорно застыла, не сумев выпрямиться…

Иван глянул на город.

Белых стен уж не было видно: они посерели, истаяли, потеряв свою осязаемость: но Иван. почему-то знал, что город пока остался на месте, никуда не делся, и что его просто не видно из-за тьмы и света, льющихся с небес…

Тогда он стал глядеть на холм.

Краски, дойдя до нестерпимой для человеческого глаза степени яркости, немного побледнели, и Иван различил две фигуры, стоящие на вершине холма.

Вот одна из фигур преклонила колени, а другая… Иван ощутил Сильное жжение в глазах…

– Не смотрите туда!.. – услышал он вдруг крик профессора, донесшийся до него сквозь рев ветра. – Все закройте глаза!..

Иван зажмурился изо всех сил, но свет, идущий со стороны холма, был настолько ярок, что без усилий проникал сквозь веки; глаза ожгло пламенем, и Иван уткнулся лицом в траву, стараясь вжаться что было мочи и скрипя зубами от боли.

Над головою грохотало, трещало, завывало; воздух сгустился и тяжким грузом навалился сверху.

Иван ощутил паническое отчаяние, он оказался один перед буйством небесных сил и красок: он был исчезающе мал, бессилен и ничтожен. Мир уходил прочь, мир уходил огромными шагами куда-то в сторону, не замечая ни его самого, ни его отчаяния: он уже ушел, этот мир, забрав с собою слова, крики и запахи: казалось, еще секунда – и ткань времен разорвется насовсем.., и вдруг все прекратилось. Наступила тишина.

Прошло бесконечное мгновение, и словно звук немыслимого гонга прозвучал над землею. Стих ветер, исчезла тьма вместе с тучей: воздух потерял твердость и стал текуч и свеж.

Немного погодя Иван решился открыть глаза. Он осторожно приподнял голову и увидел, что в мир вернулись прежние, привычные уже краски. Исчез столб света, подпиравший небо, которое снова стало просто ярко-синим, холм стал обычным холмом, и по его склону вниз не спеша шел босой человек, уходя прочь от города.

Иван с трудом, в три приема, поднялся и остался стоять на трясущихся ногах. В голове шумело. Остальные тоже начали потихоньку шевелиться и подниматься. Долго еще все молчали, напряженно глядя на вершину холма. Первым обрел ясность солдатской мысли оберштурмбаннфюрер. Очевидно, его ничто не могло смутить.

– Профессор! – требовательно сказал он. – Может быть, вы объясните, что здесь происходит?

Фон Кугельсдорф ничего не ответил, обведя все вокруг взглядом, полным мрачного безумия.

– Не слышу ответа, – нетерпеливо сказал Кляйн, и Иван невольно поразился крепости его нервов.

– А?.. Что?..